Кутузов называл его орлом

К 230-летию со дня рождения генерала Алексея Ермолова написано немало. Это и понятно: это человек, который при жизни стал легендой, которого уважали и соплеменники, и враги. Вот что пишет о генерале Н.С. Лесков.

Фото: Кутузов называл его орлом

“Ермолов, как и современник его Милорадович , с которым он был почти одних лет, отличался необыкновенною храбростью, добротою, простотою и ласковостию в обращении с подчиненными и был таким же кумиром солдат и любимым народным героем; Ермолов, был образован очень поверхностно, почти совсем лишен всех средств образовать себя и всю жизнь тяжко сознавал этот недостаток и тяготился им бесконечно.

Алексей Петрович Ермолов особенно привлекателен оригинальностию и глубиною своего ума, широтою своего взгляда и меткостию суждений, указывавших в нем человека совсем не дюжинного - человека, отмеченного самою природою, человека, которого умный Кутузов справедливо называл орлом, а лейб-медик Вилие характеризовал, как " homme aux grands moyens ". {Человека с большими возможностями (франц.)}

Служебный путь Ермолова далеко не был усыпан розами, но на нем, наоборот, было набросано много терний. Служебным его неудачам немало способствовало его несомненное превосходство, которого никогда не сносит окружающая посредственность, а частию Ермолову вредил много его злой и как бритва острый язык, которым крутой генерал беспощадно казнил смешные и слабые стороны своих недоброжелателей”.

Генерал от артиллерии Алексей Петрович Ермолов родился 4 июня 1777 года, а умер в марте 1861-го, последним из тех генералов Отечественной войны, портреты которых помещены в Военной галерее Зимнего дворца в Санкт-Петербурге. Ему довелось послужить пяти императорам – от Екатерины II, в царствование которой Ермолов получил офицерский чин и начал службу, до Александра II, – потому как еще в начале Крымской войны генерал был избран начальником ополчения семи российских губерний. “Вся Москва, вспоминая избрание Кутузова начальником Петербургских дружин в 1812 году, выразила желание иметь начальником Московского ополчения Ермолова, - писал военный историк генерал-лейтенант Василий Алексеевич Потто. – Избрание состоялось торжественное, единодушное, потому что из многих тысяч голосов в избирательной урне оказалось только девять черных шаров…”

“Звездный час” службы Алексея Петровича пришелся на царствование императора Александра I – впрочем, в XIX веке это царствование явилось “звездным часом” для всей России. “Начальник главного штаба генерал-майор Ермолов, видя неприятеля, овладевшего батареей, важнейшею во всей позиции, со свойственною ему храбростию и решительностию вместе с отличным генерал-майором Кутайсовым взял один только Уфимского пехотного полка батальон и, устроя сколько можно скорее бежавших, подавая собою пример, ударил в штыки.

Неприятель защищался жестоко, но ничто не устояло противу русского штыка… Генерал-майор Ермолов переменил большую часть артиллерии, офицеры и прислуга при орудиях были перебиты и, наконец, употребляя Уфимского пехотного полка людей, удержал неприятеля сильные покушения во время полутора часов, после чего был ранен в шею и сдал батарею генерал-майору Лихачеву…”

Так после сражения при Бородине докладывал императору Александру I главнокомандующий князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов. Речь идет о бое за центр русской позиции - Курганную высоту, известную под именем батареи Раевского. Ярких моментов в биографии генерала Ермолова было немало. Она и начиналась-то блистательно: десяти лет от роду Алексей был записан в гвардию, четырнадцати – получил чин поручика и был переименован в капитаны Нижегородского драгунского полка, находившегося на Кавказе. Однако при этом Ермолов оставался в Петербурге адъютантом при генерал-прокуроре графе Александре Николаевиче Самойлове, у которого его отец управлял канцелярией. Если добавить, что Самойлов приходился племянником светлейшему князю Потемкину, то никаких вопросов по поводу этой карьеры не возникает.

Впрочем, как известно, князь Потемкин, радевший о государственных интересах, старался в первую очередь выдвигать людей толковых. Вот и 16-летний Ермолов вполне смог выполнять обязанности преподавателя в Артиллерийском и Инженерном кадетских корпусах, а через год в качестве артиллериста отправился под знаменами Суворова наводить порядок в мятежной Польше. Он отличился при штурме Варшавской Праги и получил из рук великого полководца заветную для всякого офицера награду – орден св. Георгия IV класса, с которым потом никогда не расставался. К двадцати годам он успел еще поучаствовать в Итальянской кампании против французов, брал Дербент, стал подполковником и Владимирским кавалером…

Однако в жизни Ермолова было немало разного рода зигзагов. И недаром Александр Сергеевич Грибоедов назвал Алексея Петровича “сфинксом новейших времен”. Кстати, императора Александра I прозвали “северным сфинксом”… Берем “Толковый словарь” В. И. Даля и обнаруживаем, что сфинкс – это не только “баснословное животное эллинов”, но и “человек загадочный, неразгаданный”.

Надо признать, характер у генерала был отнюдь не сахарный. Обо всех зигзагах его биографии рассказывать было бы долго. Ожидалось, в частности, что после Заграничного похода Русской армии Ермолов возглавит Военное министерство. Генерал граф Аракчеев сказал так:

“Армия наша, изнуренная продолжительными войнами, нуждается в хорошем военном министре… Назначение Ермолова было бы для многих весьма неприятно, потому что он начнет с того, что перегрызется со всеми; но его деятельность, ум, твердость характера, бескорыстие и бережливость вполне бы его оправдали”.

Император предложил ему иное назначение – командиром отдельного Кавказского корпуса, главнокомандующим в Грузию и чрезвычайным посланником в Персию. Кстати, подобное назначение – подальше от Петербурга - многими было воспринято как завуалированная опала. Зато, по словам Антона Антоновича Керсновского, автора “Истории Русской армии”, “с прибытием героя Эйлау и Бородина в истории Кавказа началась “ермоловская эпоха” - бесспорно, самая блестящая ее страница”.

В “Истории Русской армии” рассказано, как, ознакомившись с обстановкой, Ермолов составил план действий исходя из того, что “установить мирные отношения при существующих условиях совершенно невозможно. Надо было заставить горцев уважать русское имя, дать им почувствовать мощь России, заставить себя бояться. А этого можно было добиться лишь силой, ибо горцы привыкли считаться только с силой”. Поэтому он поставил за правило не спускать разбойникам ни одного грабежа, не прощать ни одного набега. “Кавказ – это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном… - сказал генерал. – Поведем же осаду!”.

Ермоловские войска начали планомерное движение к сердцу этой “крепости”. В непроходимых лесах прорубались просеки, основывались крепости, уничтожались непокорные “немирные” аулы, а разбойники, не желавшие покориться, уничтожались в бою или вытеснялись в горы…

Воюя в горах, генерал Ермолов брал на вооружение методы, принятые здесь испокон веков. В частности, взятие аманатов, заложников, которые должны были быть казнены в случае обмана, нарушения или предательства со сторонысвоих соплеменников. Алексей Петрович считал, что “снисхождение в глазах азиатов – знак слабости, и я прямо из человеколюбия бываю строг неумолимо. Одна казнь сохранит сотни русских от гибели и тысячи мусульман от измены”.

Однако не только огнем и мечом проходил генерал Ермолов по землям горцев, но и претворял в жизнь целую систему мер по благоустройству покоренного края, развитию в нем самоуправления, обеспечению нормальной мирной жизни. Вся его политика сводилась в общем-то к вполне понятному правилу: будь честен, уважай законную власть – и ты будешь жить хорошо, потому как великая Россия будет заботиться о тебе...

Кавказский корпус резко отличался от всей прочей Русской армии, в которой тогда главенствовали муштра и шагистика… А здесь сформировался особенный тип русского воина – самостоятельного, инициативного, отважного, предприимчивого. Так что в 1827 году Ермолов был уволен со службы “по домашним обстоятельствам”…

Генерал оставил Кавказ, но там еще долго жила память о нем и славной “Ермоловской эпохе”, отразившейся не только в солдатских преданиях, но и в стихах лучших наших поэтов. Между прочим, “когда по окончании турецкой войны 1829 года перед отъездом с Кавказа графа Паскевича разнесся слух, что главнокомандующим опять будет Ермолов, горцы заблаговременно приготовили аманатов”, - свидетельствует автор “Кавказской войны”. Так что мог бы еще Алексей Петрович навести в горах должный порядок...

“Прибыв в Москву, Ермолов посетил во фраке дворянское собрание, - свидетельствует Денис Васильевич Давыдов. – Приезд этого генерала, столь несправедливо и безрассудно удаленного со служебного поприща, произвел необыкновенное впечатление на публику; многие дамы и кавалеры вскочили на стулья и столы, чтобы лучше рассмотреть Ермолова, который остановился в смущении у входа в залу. Жандармские власти тотчас донесли в Петербург, будто Ермолов, остановившись насупротив портрета государя, грозно посмотрел на него!”

В 1833 году, Алексей Петрович был переименован из генералов от инфантерии в генералы от артиллерии. Чин того же уровня, но гораздо более редкий, а потому и более почетный… Добавим, что он имел все российские ордена высших степеней, Св. Георгия II степени, две золотые шпаги “За храбрость” с алмазами.

“Государственная” деятельность Ермолова завершилась довольно скоро – в 1839 году. Почувствовав, что он является именно “старым знаменем”, лишь украшающим заседания Госсовета, а не человеком, решающим жизненно важные вопросы, Алексей Петрович “просил увольнения от присутствия”. Он возвратился в Москву, где вновь засел за свои “Записки”, начатые еще в 1818 году и увидевшие свет только после смерти генерала.

Это был очень интересный, но, скажем, достаточно сложный и противоречивый документ, что в первую очередь объясняется характером Алексея Петровича... Ладно, что бы кто ни писал в своих книгах о себе – его все-таки судят другие. Очень показательно, что когда плененный имам Шамиль – герой уже последующего этапа Кавказской войны - был привезен в Москву и его спросили, что он желает здесь увидеть, он отвечал: “Прежде всего – Ермолова”. Они встретились и имели долгую беседу…

“Великодушие, бескорыстная храбрость и правосудие – вот три орудия, которыми можно покорить весь Кавказ, - писал Казем-Бек, мусульманский ученый, - одно без другого не может иметь успеха. Имя Ермолова было страшно и особенно памятно для здешнего края: он был великодушен и строг, иногда до жестокости, но он был правосуден, и меры, принятые им для удержания Кавказа в повиновении, были тогда современны и разумны”.