Интервью с Марком Розовским о фильме "Три мушкетера"

Когда в 1979 году на экраны страны вышел фильм "Д'Артаньян и три мушкетера", критики единогласно поставили "двойку" его музыке, сценарию и артистам. Но зритель повалил на картину, удивляя кинокритиков и телевизионное начальство. Об истории киномюзикла главному редактору "Правды.Ру" Инне Новиковой рассказал сценарист картины Марк Розовский.

Фото:

— Марк Григорьевич, как произошло рождение любимых всеми "Трех мушкетеров"? Вы взяли книжку Дюма и ее переписали?

— "Три мушкетера", — это было веселое время. Ровно за 19 дней я сделал пьесу на три акта. Я поехал в Болшево первого числа, а 19-го я уже прочел пьесу друзьям. Я взял книжку Дюма и сделал из нее пьесу. Потом то, что я сделал — прозаическую часть — дал прочитать своему другу и соавтору Юре Ряшенцеву. Там было уже намечено: здесь — баллада Атоса, здесь — песня о дружбе, здесь что-то еще. Потом мы что-то переместили, изменили композицию. Дальше был окончательный вариант пьесы со стихами Юрия Евгеньевича. Замечательными стихами, которые, кстати, очень помогли этой драматургии. Потом мы прочитали пьесу директору московского ТЮЗа. Он очень смешно слушал: я читал, а он на втором акте наклонился к кому-то и что-то прошептал. Этот человек тут же ушел. Я третий акт читаю. Там пушки, война. А он нажимает на какие-то кнопки, и этот же человек возвращается. Я заканчиваю чтение, он берет эту бумажку и говорит: "Подпишите договор". Обсуждения не было. Все ахнули, и мы ахнули.

— А зачем приходили тогда, раз ахнули?

— Нет, читка была. Но уже во время читки он дал главному бухгалтеру задание подготовить экземпляр договора. Я прочитал и думаю: "Ну, сейчас начнется…" — как это всегда бывало, здесь же худсовет сидел. А директор говорит: "Подпишите договор". И ручку дает: "Подписывайте, подписывайте". Мы подписали договор и дальше все-таки начали говорить о пьесе. Но он красиво, очень эффектно это все представил. Потом был успех спектакля. Ставил его Сандро Товстоногов, играл Володя Кочан — потрясающе, Олег Вавилов — Д'Артаньян, Игорь Старыгин — тогдашний артист ТЮЗа — играл Арамиса. Там было множество замечательных артистов. Восемь или девять лет спектакль шел с большим успехом на сцене Московского ТЮЗа. А однажды я позвал своего знакомого-недруга, знакомого Вадима Соколова, главного редактора объединения "Экран": "Ну приди, посмотри, просто посмотри спектакль". Он пришел и увидел, как молодежь реагирует, как неистовствовал, смеялся зрительный зал. Кончился спектакль, я поймал его в раздевалке, и он мне говорит: "Все, мы приняли. Надо делать кино".

— А вы тогда вообще не имели отношения к кино?

— Нет, я окончил Высшие сценарные курсы. Он надевает пальто и говорит: "Пиши заявку". Я спрашиваю: "Какую заявку? Вот моя пьеса, пусть она и будет заявкой". — "Ну, так три действия — три серии. Приезжай, заключим договор". Формальную заявку я потом все-таки написал. Но пьеса готовая. Было три действия—получилосьтрисерии.Былорешено, что фильм будет делать Одесская студия с одесским режиссером. Поначалу мне самому предлагали ставить.

Читайте также: М. Розовский: "Я не владею истиной"

— Вы отказались?

— Меня Юнгвальд-Хилькевич в коридоре поймал, упал на колени и говорит: "Я тебя умоляю. Дай мне, дай мне, дай мне!". А у меня театр был уже (Театр у Никитских ворот. — Ред.). Я говорю: "Ну, давай". Я зашел к директору "Экрана". Он спрашивает: "Что вы решили?". Я говорю: "Вот, Юнгвальд-Хилькевич просит, и я ему так — фьють!".

— Не жалеете?

— В тот момент я же ничего не понимал, не думал ни о чем — ни о ценностях, ни о деньгах. Ну попросил человек! А я уже все равно это сделал в театре. Вообще в слове "кинотеатр", будем честны, я больше вторую часть уважаю. И потом, ради кино нужно на два-три года все бросить сцену. Обаятельнейший и талантливейший Юнгвальд-Хилькевич взялся за дело. Он пригласил потрясающих артистов — наверное, мне бы это не удалось. Он был более опытен, это был не первый его фильм. И все это в Одессе закрутилось, завертелось. Потом я ездил на съемки. Там была потрясающая обстановка: актеры шутили, пили вино, коньяк после каждого съемочного дня, хохотали до упаду.

Еще в спектакле была музыка Дунаевского, но несколько номеров для фильма по просьбе Юнгвальда-Хилькевича пришлось переделать. К сожалению, когда вышел фильм, со сценарием начались конфликты. И с тем же Юнгвальдом-Хилькевичем, что греха таить. Первые две серии он снял по сценарию, а в третьей отошел от него. Мы даже разругались, подали в суд, потому что одна из песен там вообще не принадлежит Юре Ряшенцеву — она ему приписана.

Читайте также: Наталия Касаткина: балет ужасен без любви

— Это какая?

— Ну зачем я буду говорить… Суд мы выиграли, но никто ничего, естественно, не переделал. Еще пять или шесть лет Лапин — председатель Гостелерадио — не пускал ни меня, ни Ряшенцева в кадр на телевидение. "Они еще судиться с нами вздумали?!". Стукнул кулаком по столу, и мы попали в черный список.

У "Трех мушкетеров" тоже интересная судьба. В театре пьеса имела большой успех, а когда вышла картина, ее заклевали. Нас спасла народная любовь. Народ захотел смотреть эту картину, а критики удивлялись: "Ну что вы в ней нашли? И музыка плохая, и сценарий плохой, и артисты все наигрывают, и зачем взялась Фрейндлих там участвовать?". Фрейндлих ведь была икона, а тут, мол, снялась в какой-то погремушке… Облили всех нас с ног до головы. Когда вышла картина, говорили: "Какая хорошая картина, какая хорошая картина!". А я в ответ: "Да какая хорошая? Доброго слова нету, откройте газеты". ​- "Нет, она хорошая, она очень хорошая!". Год прошел, еще три раза показали. А сейчас говорят: "Это классика нашего киномюзикла". Вот и не знаешь, откуда что берется.

Читайте самое интересное в рубрике "Общество"