"Правда" Эдуарда Жигайлова: через объектив

В 2012 году газете "Правда" исполняется 100 лет. В юбилейный год мы подготовили серию интервью со старейшими сотрудниками редакции легендарного издания. Сегодня председатель совета директоров ОАО "Правда.Ру" Вадим Валерьевич Горшенин беседует с Эдуардом Алексеевичем Жигайловым, специальным фотокорреспондентом газеты "Правда" в 1989–1995 годы.

Смотрите видео

— Эдуард Алексеевич, я знаю, что ты вообще был, наверное, самый несерьезный фотограф в "Правде", да? Когда я туда пришел, я сразу увидел, что ты ходишь и снимаешь всех Мисс СССР в то время, Мисс Москвы. У вас были свои проявочные лаборатории, и ты все время там вывешивал фотографии девушек.

— Ты меня вгоняешь в краску вообще. Тогда был всего один конкурс "Мисс Москва" и первый вообще в Советском Союзе. Я снял только один конкурс, там была Маша Калинина, которая победила. Это после Чернобыля было, я снимал там.

— Фотографии есть?

— Да, были. Там есть собака, которая была телеоператор в Чернобыле, в противогазе бежит.

— Наверное, снимки хорошие получились. Собака выжила?

— Наверное, уже давно нет.

— Как тебя взяли в "Правду"? До нее ты работал в "Советской России"?

— Меня в "Советскую Россию" взяли еще студентом, я был на третьем курсе, и уже взяли в штат. До этого я начинал в "Московском комсомольце", потом в "Комсомольской правде". Меня пригласили на работу в "Советскую Россию", она была передовой газетой. С нее началась перестройка — они делали полосы о перестройке.

— С Ниной Андреевой?

— Да-да. Там была фраза, которая стала классикой. Она сказала: "Париж как Париж, ничего особенного". После меня пригласили в "Правду". Я, кстати, никогда не был членом КПСС, а попасть в "Правду" беспартийным было практически невозможно. В "Правде" было два беспартийных — я и Майя Скурихина.

— Я тоже пришел туда беспартийным!

— Значит, ты третий не коммунист оказался.

Читайте также: Акрам Муртазаев: О "Правде" без афоризмов

 

— Какие-то рекомендации нужны были, чтобы устроиться в "Правду"? Как тебя отобрали?

— В советское время, наверное, была самая жесткая конкуренция в журналистском мире, поскольку средств массовой информации можно было перечесть по пальцам. Было, наверное, центральных газет всего-то пять-шесть: "Правда", "Советская Россия", "Комсомольская правда", "Социндустрия", "Труд", "Известия". Были еще отраслевые газеты и два крупнейших журнала — "Огонек", "Советский Союз", где работали асы-фотокорреспонденты. И попасть в эту когорту профессионалов было архисложно. Брали их за профессионализм, а не за любовь к партии советской. Например, Александр Земляниченко с нами начинал, но он чуть старше, сейчас возглавляет Associated Press в Москве.

— Я до сих пор удивляюсь, какие фотографии публиковали в "Правде" в разное время. С другой стороны, помню историю, когда в выходные вышла газета на восьми полосах, и там на первой полосе мужики сидят в бане, прикрывшись вениками! На первой полосе "Правды" чтобы была такая вещь…

— У меня более смешная была история. Визит Горбачева в Мурманск. В каком-то городке запланировали посещение магазина. Мы туда приехали за час, там уже подготовленные люди ходили по магазину. И перед тем, как должен был подъехать Горбачев, за три минуты, вбежал то ли охранник, то ли кто-то из местных членов райкома или горкома партии, он бегал по залу и говорил: "Расходимся, расходимся, покупаем, покупаем". Заехал Горбачев с Раисой Максимовной, подошел к прилавку, а там лежала гора синих кур. Я сделал фотографию — Горбачев, раскинув руки, стоит над этими цыпами с Раисой Максимовной. Кто-то написал комментарий: "Мне две". Нас там было три фотокорреспондента, и после того, как я эту фотографию проявил и стал отправлять фототелеграфом, старейший "известинец" на меня посмотрел и говорит: "Меня бы при Сталине за такую фотографию расстреляли". Она всем понравилась,нонепоставилиеевсе-таки.

— На самом деле, когда ты пришел в "Правду", там уже работали мастера…

— Там асы были, да. Там была фотография очень интересная, визит Рейгана-младшего, в Кремлевском дворце прием. Кадр, когда Рейган грозит Горбачеву пальцем, вызвал фурор, его дали на четыре или на пять колонок на первой полосе. На следующий день в ТАССе Саше Чумичеву, который был маститый фотограф, сказали: "Почему такое не снимаешь?". Он прибежал ко мне и стал показывать, что у него тоже такое есть, но он даже побоялся предлагать своим.

— Вот удивительно, у массы людей есть мнение, что "Правда" — отстойное издание, официоз и т.д. Ты как считаешь?

— Нет, Вадим, это была очень серьезная газета. Единственное, да, она была построена на пропаганде КПСС, но там работали экстракласса профессионалы, особенно возьми штат зарубежных собкоров, это же все — имена. Собкоры в регионах, и фотокоры, и спецкоры — это были профессионалы. Просто в то время можно было писать только так, как можно было писать. Я сейчас достаю из архива фотографии, которые я тогда даже, честно говоря, боялся показывать. Например, смешная фотография, которую я снял тайком из машины где-то в Норильске: стоит колония, обнесенная колючей проволокой, вышками. На боковой стене, где-то метров двадцати, написано: "Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи".

— А скажи пожалуйста, какая у тебя была самая запоминающаяся командировка? Может быть, ты привез из нее фотографии, которыми больше всего гордишься за все свое "правдинское" время?

— Много командировок было. Я же был во всех практически экспедициях на выживание, которые проходили в то время в Советском Союзе, был организатором всех экспедиций путешественника, итальянца польского происхождения Яцека Палкевича. Например, серия фотографий на оленях, в Оймяконе… Фото под названием "Полюса холода" получило золотую медаль "Интерпрессфото". За предыдущую экспедицию Сергея Соловьева — из Уэлена в Мурманск на лайках, 10 тысяч километров — я получил серебряную медаль "Интерпрессфото". Там один кадр — глаз оленя крупно. У него отломаны рога и вокруг глаза замерзла кровь. В глазу отражается тундра и я с фотоаппаратом — такой получился автопортрет через глаз оленя. К сожалению, не могу пока найти негатив.

Читайте также: Евгений Примаков: "Правда" была нашим домом

— В редакцию ты пришел уже профессионалом, но за время работы в "Правде" ты чему-нибудь научился у кого-то?

— Я всю жизнь учился и сейчас учусь. В последнее время я делал фотоальбом о Москве, у меня очень много вертолетных съемок в Москве, где-то раз восемь я летал на вертолете над ней. Я практически единственный, кому разрешили полеты над Москвой.

— Снимки я видел, красиво очень.

— Причем очень смешно все происходило. Один раз меня переодели в форму генерала МЧС, золотая каска, чтобы пронести на борт вертолета технику. Интересно летать над Москвой, красиво. Меня пристегивали, я свешивал ноги из двери, и мне давали в руки камеру. Поскольку я снимал и снимаю на широкую камеру, а там всего семь кадров, сзади стоял человек, который постоянно ее перезаряжал.

— Скажи пожалуйста, работа в "Правде" отличалась от работы в других изданиях?

— Нет, ну как она может отличаться? Я считаю, что, наверное, профессия фотокорреспондента в те годы была самой интересной, поскольку ты всегда оказывался в гуще самых интересных событий. Ты оказывался в самых интересных местах страны. Благодаря профессии я практически знаю всю страну вдоль и поперек. Моя работа давала мне полную свободу общения.

— Мы вчетвером жили в одной комнате в общежитии на Шверника. И, помню, я чувствовал несоответствие, когда ездил в командировку от "Правды": там встречали со свитой из обкома партии, сопровождали, чтобы ты собрал материал хороший. После этого ты возвращался в Москву, снова ездил на метро, ходил пешком…

— Ты знаешь, в "Правде", извини меня, пожалуйста, пешком никто не ходил, там в аэропорт отвозила машина и встречала машина. В Москве встречали спецкоров. Если у тебя статус специального корреспондента,тебебыла положена "Волга" с номерами, если нет, то нет.

— И продовольственные наборы…

— Наборы, по-моему, давали всем. Там была печень трески, кусок твердой колбасы… Водку, не помню, давали или нет — по-моему, давали. А, водка была еще в буфете редколлегии. Там только члены редколлегии могли покупать, если у тебя был знакомый член редколлегии, он мог тебе купить бутылку водки.

— Я видел у тебя фотографии Ельцина, Сахарова, Горбачева, на съездах ты работал и т.д. По сути, ты запечатлел ход развития страны. А ты можешь сказать, что твои фотографии — это, условно говоря, целиком обзор того периода?

— Я думаю, не только мои работы. Мой отец фотокорреспондент, у нас была с ним выставка три года назад в Большом Манеже, называлась Back in the USSR. Она начиналась с его фотографий, которые он снимал еще в 1960 году. Ольга Свиблова, директор Московского дома фотографии, в аннотации к выставке написала: "Жигайловы сняли две оттепели". Отец снял хрущевскую оттепель 1964 года в Новосибирске, клуб "Интеграл" в Академгородке, а я снял горбачевскую оттепель. Между этими двумя оттепелями был брежневский застой, который тоже снят мной и отцом. Я сейчас у себя на Facebook повесил фотографии отца к его дню рождения, там как раз фотография Брежнева на катере на Черном море. А вторая моя фотография — похороны Брежнева. Цех завода, стоит несколько тысяч человек с его портретами в траурных рамках, такие все — суровые. Я назвал ее "Прощание с эпохой". Кстати, у меня в трудовой книжке сделали запись: "Объявляется благодарность за активное участие в похоронах товарища Брежнева".

Читайте также: Владимир Любицкий: "Правда" перестала быть массовой

— Ты один из первых журналистов, который попал в Мавзолей Ленина?

— Да. Была интересная история. Позвонил Николай Кривомазов и говорит: "Горбачев дал разрешение на съемку Ленина". Мы приезжаем в Мавзолей, сидят так называемые "врачи Ленина". Причем это очень интересные специалисты, они бальзамировали тело Ленина, а вообще проводили исследования во всех областях медицины. Они сделали кучу научных открытий, на самом деле профессиональные врачи. Девять часов мы сидели за столом, они не могли решиться на съемку — думали, можно ли нам разрешить снять, как они осматривают тело. Но мы тело Ленина в ванной не снимали, поскольку там зрелище жуткое совершенно. Мы сняли, как они осматривают тело, когда уже его накрасили, положили в саркофаг. Я их убедил в том, что если к Ленину относиться как, скажем так, "Ленин — живее всех живых", как к фигуре, в которую веришь, то, естественно, это вызовет в обществе антагонизм, а если его воспринимать как исторический памятник, уже не будет ни у кого ненависти.

— Скажи, пожалуйста, среди шаблонов, которые были распространены в советской прессе, было ли место творчеству?

— Вся работа в советской прессе была построена чисто на пропаганде. Надо было быть профессионалом, поскольку тебе давалось задание, например, снять в номер на первую полосу кадр, и ты не мог поехать и не сделать этого. Естественно, были какие-то штампы, наработки, без этого в газете работать было бы сложно. Когда началась перестройка, когда были съемки Ельцина, Горбачева, я уже подходил к работе творчески, без шаблонов снимал.

— Ты сейчас успешный издатель, у тебя журнал выходит, а что с фотографией?

— Вадим, у меня шкаф набит этими фотографиями, негативами. Я как-то стал вытаскивать, выкладывать в Facebook, появились отклики, и мне самому стало интересно порыться в чулане.

— То есть ты открываешь новый взгляд на старые фотографии?

— Я открываю фотографии, которые я даже с негативов никогда не печатал, просто сейчас вставляю в сканеры, и выскакивают совершенно интересные фотографии. Та же самая фотография, где на стене колонии написано: "Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи". Она просто валялась, и мне даже в голову не могло прийти, что я могу ее где-то показывать.

— Как ты считаешь, что из твоего творчества должно было бы войти, скажем так, в золотой фонд какой-то советскойфотографии?

— Еще когда я был студентом, один фотограф, читавший нам лекцию, сказал, что за всю его жизнь у хорошего фотографа таких фотографий, которые могли бы войти в золотой фонд мировой фотографии, не больше 15-ти. Я сейчас посмотрел критически на все свои работы. Да, наверное, пять, может быть, десять фотографий у меня есть. Например, фотография в метро "Одиночество". Это совершенно не постановочная фотография: огромное помещение станции "Комсомольская" с размытыми фигурами и одиноко стоящей девушкой. Еще одна фотография, которую я сейчас открыл для себя, "Прощание с эпохой", где в цехе завода стоит несколько тысяч человек с траурными лицами. Еще фотография — я снял момент, когда Горбачев подписывает указ об отречении. Причем я снимал это с балкона актового зала Белого дома 600-м телевиком, выдержка была 1/8. Там идеальная резкость. Негатив был настолько тонкий, что его невозможно было на увеличителе напечатать. И только когда появились сканеры, я отсканировал и удивился, насколько интересна эта фотография. Мне самому нравится фотография, которая получила золотую медаль, "Полюс холода". Тайга, минус 50, и все красного цвета. Просто там горели фальшфейеры.

Читайте также: "Правда.Ру" - о главной газете и стране

— Расскажи, пожалуйста, самое смешное из связанного с "Правдой".

— Наверное, самое смешное — это то, что меня вообще взяли в "Правду". Ведь тогда у меня были такие длинные волосы, ужасный какой-то свитер…

— А самая грустная история?

— Это была настоящая трагедия, когда два поезда, один шел из Новосибирска в Адлер, второй — из Адлера в Новосибирск, сошлись в месте, где произошел разрыв газопровода. В поезде находились практически одни дети, школьники, которых везли в пионерские лагеря на Черное море, это было летом. Был страшный взрыв, там сгорела почти тысяча детей. Мы с Николаем Кривомазовым практически первые прилетели на место трагедии… Я трупы снимать не стал. И обратно — первый борт, который летел в Москву, вывозил самых тяжело раненых детей, около 100 детей. А надо было срочно в номер привезти фотографии. На борту были еще министр здравоохранения Чазов, директор "Склифа", директор какого-то института, я и медсестра. Когда мы стали взлетать, от перепада давления у детей стали разрываться капельницы, все стали бегать, ставить новые капельницы, и я в том числе. Я успел снять кадр, как министр здравоохранения ставит капельницу. Лежала девочка с такими огромными голубыми глазами, у меня есть ее портрет… Когда мы сели, она умерла. Ужасно грустная история.

— Ты уважаемый человек, за плечами опыт… Как ты считаешь, газета "Правда", ее история продолжают оказывать влияние на сегодняшнюю журналистику?

— Мне кажется, конечно, зря была допущена главным редактором Геннадием Селезневым продажа акций греческому миллионеру, они за копейки продали имя "Правды". "Правда" — это все-таки бренд, который в те годы весь мир знал. Так вот бездарно этот бренд похоронить, продав его грекам... Хотя можно было, наверное, возродить новую, демократическую "Правду". Например, "Московский комсомолец" — что значит? Одно название просто, содержание уже иное. Историю не перепишешь, не вычеркнешь эти 80 лет советской власти. Поэтому обидно очень, что печатная версия "Правды" так загнулась. Я не думаю, что она имеет сейчас какое-то влияние, значение.

— Почему тебя Селезнев выгонял из "Правды"?

— Когда мы привезли съемку Ленина в Мавзолее, это была сенсация. Все западные компании, телекомпании предлагали любые деньги, чтобы купить снимки. Но поскольку мы профессионалы, я право первой ночи, естественно, отдал своей газете. Она напечатала Ленина, лежащего в Мавзолее, после чего Селезнев, услышав, что есть эти фотографии, потребовал у меня отдать ему негативы, чтобы он мог по 100 долларов отрезать и продавать всем западным компаниям. Я отказался…

Читайте самое интересное в рубрике "Общество"