Цикл "Правдисты". Интервью с Владимиром Любицким

Владимир Любицкий: “Правда” перестала быть массовой

Газета "Правда" отпраздновала столетие. В юбилейный год мы выпускаем серию интервью со старейшими сотрудниками редакции. Сегодня в цикле председателя совета директоров ЗАО "Правда.Ру" Вадима Горшенина "Правдисты" о "правдинском" прошлом вспоминает писатель Владимир Любицкий. Из "Правды" он ушел, будучи членом редколлегии и редактором одного из самых массовых отделов в газете — отдела писем.

Читайте также в цикле "Правдисты":

Георгий Овчаренко: "Свой читатель остается"

Акрам Муртазаев: О "Правде" без афоризмов

Евгений Примаков: "Правда" была нашим домом

Всеволод Овчинников о "Правде" и о себе

"Правда.Ру" — о главной газете и стране

— Владимир Николаевич, это правда, что отделы писем в прессе начали работать с письмами граждан только в перестройку?

— Отделы писем были с самого рождения большевистской, а потом партийной советской печати. В те времена отделы писем были зачастую последней инстанцией, в которой люди искали помощи и, как правило, получали ее. Когда я работал, в отделе писем "Правды" было 95 человек. (для сравнения — в отделе промышленности и экономики было 10- 12 человек.) Эти 95 человек читали, регистрировали, отвечали на письма. Достаточно было звонка из "Правды", чтобы чиновник на месте сделал то, за чем обращался человек. Иногда по самым интересным письмам в командировку выезжали журналисты "Правды". Даже существовала так называемая литературная группа отдела писем — мастера: Давид Новоплянский, Вера Ткаченко, Борис Миронов, Татьяна Самолис.

— Расскажите об эффективности публикаций писем в "Правде"? Полосы писем появились, когда вы стали редактором отдела?

— Когда-то эти полосы существовали, но потом постепенно сошли на нет, они проигрывали в профессиональном отношении журналистским материалам: проблемы становились все острее, а письма редко попадались проблемные, яркие.

Но уже во время перестройки люди стали писать о том, что их волнует в стране, а не только в частной жизни. Когда я пришел в "Правду", мы решили полосу возродить и начали делать подборки писем, придумывать рубрики. Надо отдать должное главному редакторам "Правды" Виктору Григорьевичу Афанасьеву и Ивану Тимофеевичу Фролову, оба поддержали эту идею. Полоса стала выходить еженедельно. Это сразу повысило авторитет газеты.

В некоторые дни, когда проходили съезды Верховного совета, обсуждалась Конституция 1977 года, "Правда" получала от пяти до десяти тысяч писем ежедневно, а когда событий чрезвычайных не было, приходило по полторы-две тысячи писем.

Существовало постановление ЦК о работе с письмами. Каждое письмо должно было быть учтено и отвечено. Автору письма это ничего не давало, но была огромная нагрузка на почту и наших сотрудниц. По моей инициативе собрались редактор отдела писем "Правды", ваш покорный слуга, редактор "Известий" Юрий Орлик и редактор "Труда" Степан Асланян. Мы обсудили эту тему и одновременно в трех газетах напечатали материал о том, что с формализмом в работе с письмами пора заканчивать, наоборот, надо вытаскивать самое рациональное и выводить на суд общественного мнения.

— Когда образовалась молодежная приемная "Правды", куда я пришел студентом, у нас по понедельникам были прямые линии с читателями. Я тогда впервые понял их эффективность. Как-то позвонили из Прибалтики и сказали, что у них снесли спортивную площадку. По окончанию прямой линии я набрал телефон первого секретаря ЦК республики. На следующее утро позвонили люди, которые обращались, поблагодарили — площадку восстановили.

— Это называется ручным управлением. Но сейчас ручное управление сводится к тому, что приедет барин — барин нас рассудит. пожаловались рабочие. Приехал на завод Владимир Владимирович — меры приняты. Назовите мне сегодня газету, в которую можно обратиться и ручным управлением что-то изменить? Нет таких газет нынче. В перестройку был популярен тезис: "Превратить прессу в четвертую власть". Замысел был довольно глупым, потому что четвертая власть не пресса, а общественное мнение, выразителем которого является пресса. Не надо подменять правоохранительные органы, прокуратуру, следственные комитеты. Смысл работы прессы — заставить работать те профессиональные структуры, которые за это получают деньги.

— Известная рубрика "Правда" выступила. Что сделано?" могла бы быть популярна и сейчас, есть закон об обращениях граждан. Если газета хочет, чтобы ее выступление было расследовано, нужно написать официальное обращение в ту структуру, от которой зависит решение вопроса.

 

 

 

 

— Хорошая тема затронута. Есть Закон "О средствах массовой информации", считается, что он для СМИ и они обязаны его исполнять. Но у нас нет точечных законов для отраслей. Если это закон государственный, он действителен для всего государства. Я вижу на телеэкране, как журналист гонится за мелким или крупным собственником и просит комментарий, а тот отмахивается, закрывает за собой дверь, охранники наваливаются и чуть ли не разбивают аппаратуру. Это что такое?

— Прямое нарушение Закона "О СМИ".

— Совершенно правильно. Но мы знаем: если там нет государственной тайны, коммерческой тайны и всего, что охраняется другими законами, они обязаны общаться со средствами массовой информации. Если этого нет, газета, телеканал, информационное агентство — они, будучи профессиональными, должны добиваться ответа. Если ты действительно озабочен судьбами, проблемами людей, сообществ, тогда дерись за это.

— Вы были руководителем "правдинской" группы при освещении первых съездов народных депутатов. Как вырабатывалась политика газеты по освещению этих событий: ведь, с одной стороны, не должно было быть сказано лишнее и, с другой стороны, нужно было показать разность мнений?

— Группа у нас была человек десять или пятнадцать, и никаких инструктажей и установок перед съездом мы не получали. В нее входили журналисты из разных отделов, с разными взглядами. Нам было интересно наблюдать за съездовскими дискуссиями: интересны люди, которые выступали — как те, кто входил в межрегиональную депутатскую группу, так и те, кто полемизировал с ними. Мы слушали дискуссии с монитора в специальной комнате, а в перерывах выбегали в кулуары, чтобы взять интервью. Мы в то время хотели искренних ответов. Когда наши интервью, беседы, записи сводились в единый материал, их не "причесывали". Шла выработка коллективного мнения о том, как дальше жить стране.

— А как журналисты попадали на работу в "Правду"? Проверяли ли их органы, или все решал главный редактор? Сколько было сотрудников спецслужб в "Правде"?

— Сколько было сотрудников спецслужб в газете, не скажут вам даже сотрудники спецслужб: они сами не знали, кто из них сотрудник, и, конечно, не афишировали это в редакции. Такие люди были — тут вопросов нет. Под журналистским прикрытием работают сотрудники во всех странах и в наши дни. У отдела кадров "Правды" была установка — наблюдать творчески потенциальных людей.

Но и редактор любого отдела был заинтересован в том, чтобы пригласить к себе яркого и интересного журналиста. Казалось бы, человек должен "вырасти", чтобы его взяли в "Правду". Не всегда так, например, Борис Миронов пришел в "Комсомольскую правду" из своей провинциальной газеты на должность стажера. Он не успел дорасти до корреспондента "Комсомолки", как его взяли стажером в "Правду". И уже там он стал корреспондентом, позже закончил Академию общественных наук, стал министром.

Кого-то брали из известных газет. Брали сначала собкорром на места, потом из собкорров брали в штат "Правды". Кстати, собкорры на местах (они имели полномочия на уровне первых секретарей обкомов, республик), редакторы отделов и члены редколлегии считались номенклатурой ЦК. Категория спецкорров номенклатурой не являлась. Даже когда я стал заместителем редактора отдела социальной политики, я не считался номенклатурой ЦК.

— Какими личными достижениями творческого человека в "Правде" вы гордитесь?

— Я всегда мечтал работать в "Правде", даже когда, еще будучи студентом, был корреспондентом районной газеты. Именно поэтому, при всех своих переходах из районной газеты в областную, потом в "Белгородскую правду", в "Комсомольскую правду" и даже в "Правду", я терял в зарплате просто потому, что меня привлекал масштаб газеты.

Что касается гордости, не могу сказать, что это мое достижение. Это возможности, которые предоставляла "Правда". Я горжусь тем, что работа в "Правде" мне позволила объездить всю страну.

Однажды, по письму донецких шахтеров, я приехал в город Стаханов, опустился в забой, увидел, в каких жутких условиях работают люди. Мне удалось в "Правде" выступить на эту тему и помочь решению массы проблем.

Еще помню командировку в Азербайджан. Материал назывался "Липа в парке", а речь шла о приписках в таксомоторном парке. Об этих приписках сообщил в "Правду" водитель такси. Он был армянином, а работал в окружении азербайджанцев. Поэтому, когда я туда приехал и начал разбираться, мне пришлось столкнуться с межнациональным конфликтом. Командировка была, как потом выяснилось, небезопасной, потому что люди, которые не хотели огласки, пытались меня отравить.

По поводу чувства стыда — я не могу сказать, что мне за что-то стыдно. Наверное, есть чувство неудовлетворенности за какие-то материалы. Я многому в "Правде" научился у Виктора Кожемяко, Василия Парфенова, Веры Ткаченко, Бориса Миронова, Александра Черняка, Мирослава Бужкевича, Станислава Пастухова. Очень хорошая была атмосфера.

— Все, с кем я сейчас встречаюсьвпреддверииюбилея,отмечают, что между сотрудниками, а также со стороны главного редактора "Правды" по отношению к коллективу было большое чувство дружбы, заботы…

— Моя дочь поступила в архитектурный институт и была единственной студенткой, у которой не было родителей-архитекторов. Это значит, что ни бумаги, ни нужных инструментов — ничего не было. Для отмывки чертежей ей нужна была сухая китайская тушь, которую в стране достать было невозможно. Кто-то мне сказал, что тушь есть в Германии. Я обратился к нашему собкорру в Берлине — сосланному бывшему главному редактору "Комсомольской правды" Юрию Петровичу Воронову, перед которым я и сегодня снимаю шляпу, потому что это был человек великого мужества, мастерства и человечности. Мы не были знакомы, я просто позвонил и сказал: "Юрий Петрович, вы меня извините, вот так и так, такая вот нужда". С первой же посылкой он прислал тушь.

— Владимир Николаевич, бытует мнение, что журналисты "Правды" были солдатами партии. А я вспоминаю гонения на собкорров, когда они выступали против Медунова в Краснодарском крае, против Кунаева в Казахстане. Люди из главной газеты страны боролись с местными князьками за справедливость. Вы можете рассказать о подобных историях?

— Вадим, поскольку ты уже назвал два примера, я приведу прямо противоположный. Я работал еще в "Белгородской правде", а собкорром по этому куску — Белгород — Курск — Орел — работал имярек, не буду фамилию назвать. Человек решил использовать свое место как доходное. У него приближался юбилей — 50 лет. Он обзвонил председателей колхозов, директоров заводов: "Иван Иванович, у меня юбилей намечается. Я знаю, ты на меня обижаешься, я тебя иногда критиковал, но мы же с тобой товарищи по партии, одним делом заняты, поэтому я тебя был бы рад видеть у себя на дне рождения". Что делает председатель колхоза, когда получает такое приглашение от человека, который сегодня его покритиковал так, а завтра может покритиковать иначе? Этот собкорр собрал на свой день рождения такой урожай, что дальше, как солдата, его пришлось разжаловать. Потому что имя "Правды" берегли, им дорожили.

— Кстати, о скромности… В 1990 году я поехал в командировку от "Правды" в Нижний Новгород. Поскольку неопытный был, я не подумал о том, что нужно позвонить областному собкорру и договориться с ним насчет гостиницы и обратного билета. Я позвонил в обком партии, мне сказали: "Гостиница будет, билет обратный будет". Я пошел в бухгалтерию, взял под отчет командировочные деньги. Приезжаю. Меня ведут в самую шикарную гостиницу, у которой одна из стен стеклянная, а стоимость номера практически астрономическая. Я спрашиваю: "А обратный билет есть?" И мне протягивают билет в СВ… Я потом одним хлебом месяц питался.

— Михаил Васильевич Зимянин, в бытность свою главным редактором "Правды", запретил в "правдинском" буфете продавать пиво. Когда ему стали говорить, что от продажи пива будут зарплаты, он произнес лозунг, который долго гулял по коридорам: "Правдист" должен быть скромным".

— Владимир Николаевич, как вы считаете, какое влияние оказала "Правда" на развитие советской и российской журналистики в целом?

— Мне трудно выделить именно роль "Правды" и ее влияние на состояние отечественной журналистики. Я думаю, принципы, которым следовала "Правда", были общими для всех СМИ. Я всегда очень высоко ценил Анатолия Аграновского, Василия Селюнина, — а это люди из других изданий. Увы, сейчас газета "Правда" существует только ради реализации линии ЦК КПРФ, то есть, она перестает быть народной. Сегодня людям тяжело живется. И газета могла бы помогать, если бы не просто ругала власть, а подсказывала людям, как в этой ситуации жить, как себя найти, как получить профессию, как найти работу, как выучить детей. Пусть бы она выполняла линию ЦК, но не обслуживала бы только его постановления, а помогала бы людям так, как велят традиции старой "Правды".

— Удивительно, как газета оказалась под влиянием людей, которые не знают ее историю, не пытаются эту историю достойно продолжить.

Я считаю, что газета — это детище партии и правильно, что ЦК КПРФ сохранил за собой эту газету. Вопрос в другом. Когда я увидел состав оргкомитета по подготовке к 100-летию, я не обнаружил там фамилий "правдистов", я увидел единственную фамилию нынешнего главного редактора, который в "Правде" без году неделя. Все остальные — партийные функционеры. Я говорю об этом без тени неуважения, я их не знаю, может, это достойные люди, но мероприятие, извините, требовало… Мне горько, что газета перестала быть массовой.

Читайте самое интересное в рубрике "Общество"

Автор Вадим Горшенин
Вадим Горшенин — председатель совета директоров Правды. Ру *