Интервью с Григорием Овчаренко - "правдинцем", отдавшим газете 10 лет жизни на стыке эпох

Георгий Овчаренко: "Свой читатель остается"

В 2012 году "Правде" исполняется 100 лет. Мы публикуем серию интервью со старейшими сотрудниками редакции. Сегодня председатель совета директоров "Правды.Ру" Вадим Валерьевич Горшенин беседует с Георгием Семеновичем Овчаренко, генеральным директором редакционно-издательского дома "Южные горизонты". Георгий Семенович проработал в "Правде" десять лет, с 1983-го по 1993 год. Он был специальным корреспондентом, заместителем редактора отдела, членом редколлегии, заместителем главного редактора, обозревателем. А еще он — "правдист", о котором в Советском Союзе снимали мультфильмы, рисовали комиксы, карикатуры.

— Вам пришлось и с Андреем Черненко, и с Майей Скурихиной побывать во всех горячих точках Советского Союза. Опасно было ездить?

— Опасно было, когда я был в Карабахе и вышла моя нашумевшая статья "Эмоции и разум". До сих пор не понимаю, почему армяне восприняли ее как направленную против армянского народа. Я попал в черный расстрельный список карабахцев — шестым был в нем, из этого списка погиб один человек. Тем не менее, у меня дома где-то недели полторы стояла охрана. Дочка до сих пор вспоминает с радостью: ей нравился один охранник, который водил ее в кино, покупал мороженое. Ну, а мне-то, конечно, было не очень радостно. В Ереване есть Театральная площадь, и вся площадь, было время, месяц целый, скандировала: "Смерть Овчаренко, смерть Овчаренко". В руках у людей были карикатуры — меня нарисовали с курносым носом и снизу подписали "Смерть Овчаренко". Хорошо, что меня в лицо никто не знал. Я стоял на этой площади, а рядом товарищ, тоже "правдист", Стас Оганян, говорит: "Две бутылки или я тебя сейчас сдам".

Читайте также: Евгений Примаков: "Правда" была нашим домом

— Провокатор. А как вы вообще в "Правду" попали?

— Ну, в "Правду" как попадали в те времена? Отслеживали людей, замечали. Я тогда работал в "Строительной газете". Из "строилки" перешел в "Правду" Саша Чекалин, известнейший журналист, экономист хороший. И он рекомендовал меня в "Правду". Еще до того, как придти в "Правду", я опубликовал там, по-моему, четыре статьи. Три из них попали в список лучших за месяц. После этого со мной начались переговоры. Там тоже все не так просто было. Когда меня должны были утвердить на редколлегии, Виктор Григорьевич Афанасьев, главный редактор, впервые опоздал за все время, что он работал, на летучку. Все начали шушукаться и почему-то смотреть на меня. Входит Виктор Григорьевич, говорит: "У нас обычно первый вопрос кадровый, но мы этот вопрос отложим до конца редколлегии". Редактор одного из отделов пристал и говорит: "А Овчаренко уйти или остаться?" Афанасьев сказал: "Пусть остается". Потом оказалось, что накануне редколлегии позвонил главный редактор одной из газет и смешал меня с грязью. Мне еще месяца два пришлось доказывать, что я не верблюд, и только после этого состоялось мое утверждение на редколлегии.

— Сейчас много изданий, но штат-то у всех намного меньше, нежели тогда был в "Правде". Сколько сотрудников было в штате?

— Штат был где-то порядка 500-600 человек, где-то так. А еще внештатные авторы — люди просто хотели для нас писать и писали.

— Я сам из Андижана, и помню, как главный редактор андижанской "Правды" очень гордился значком внештатного сотрудника.

— Да, потому что у них было удостоверение, они имели какие-то полномочия. Естественно, на местах это им придавало довольно хороший вес.

— А вообще, как велась кадровая работа в "Правде"?

— Наверное, отслеживали местные, московские газеты, смотрели, кто и как пишет. Первый критерий — это умение писать, умение мыслить. Второй обязательный: семьянин — не семьянин, пьешь — не пьешь. Важен был моральный облик.

— Недавно мне сказали, что в "Известиях" работали настоящие журналисты, а в "Правде" работали те, кто только о партии писал — только об этом?

— Да ничего подобного. Каждый "известинец" хотел работать в "Правде". А писали мы, вы же сами работали и знаете, обо всем. Когда меня принимали в отдел "Соцсоревнования", я умудрился в этом отделе попасть на разбор к Борису Карловичу Пуго. Пуго тогда был председателем Комитета партийного контроля. Я опубликовал статью о новом директоре Мончегорского никелевого комбината. Там был конфликт, и, по идее, директора должны были убрать после моей публикации. Меня послали туда, чтобы я его добил. Я там просидел вместо одной недели — две и написал совсем другую статью. Она так и называлась "Новый директор", но в его защиту. После этого меня вызвали на ковер к Пуго. Пришлось везти досье, килограмма три-четыре документов, и доказывать. И доказали. А так, стоял вопрос о том, чтобы уволить меня из "Правды".

— Сейчас говорят, что "Правда" была только рупором ЦК КПСС. А вы застали времена, когда забирали собкоров, потому что на них первые секретари крайкомов или республиканских центральных комитетов наезжали?

 

— Да, все это было. Действительно, если взять любого собкора "Правды", больше трех лет на одном месте не сидели. Было два исключения — это Армения и Грузия. Там долго сидели. Более того, собкоров забирали в аппараты, в Москву. Мишу Полторанина взяли из Казахстана, Витя Широков работал собкором в Киргизии, в Эстонии, Коля Кривомазов — в Красноярске. Так формировалась кадровая политика — отбирали лучших. Москвичей очень мало было, процента три-четыре. Остальные — все те, кто прошли от многотиражек до "Правды".

Читайте также: Акрам Муртазаев: О "Правде" без афоризмов

— В "Правду" брали чьих-то "сынков", по знакомству можно было попасть?

— В международный отдел, возможно, да. Там были люди в погонах. Ну, это тоже работа, в каждой газете такое было. Вообще-то, в "Правде" комфортно было работать. Если ты хочешь работать, ты будешь работать, печататься. Не хочешь — будешь сидеть, получать зарплату. Единственное — тогда было жесткое правило: надо было отвечать на каждое письмо.

— Я сейчас вспоминаю, когда я пришел в молодежную приемную, сколько же там было архива, так называемого загона! Сейчас, если взять тот загон, можно, наверное, целый год выпускать газету, только новости добавлять. У вас много материала в загоне лежало?

— У меня, редкий случай, два материала были в закрытом наборе. Было такое понятие — "закрытый набор". Это когда ты пишешь статью, но она не проходит по то ли политическим, то ли сиюминутным причинам. Ждал. Один из таких материалов — это как раз "Эмоции и разум".

— Сколько лежала статья?

— Три месяца. Более того, каждый день я передавал репортажи из Карабаха, и ни один репортаж не проходил. А вторая статья — это "Кобры над золотом", где впервые о коррупции было сказано. (В материале были представлены материалы следственной группы и раскрыта преступная деятельность руководства Узбекистана. — Ред.) Она тоже лежала месяца четыре. А потом так получилось, очевидно, не случайно, что в один и тот же день вышла моя статья в "Правде", а в "Литературке" — статья Юры Щекочихина "Лев прыгнул". Он сделал интервью с Александром Гуровым (в 1988 году подполковником милиции. — Ред.), который довольно откровенно рассказал о том, что у нас творится. А так у меня не было такого, чтобы статьи лежали или вообще не проходили. Я уже тогда был хитрый, писал, что называется, на злобу дня.

— У меня тоже был материал в 1990 году. Я поехал в Ферганскую долину в феврале месяце и сделал материал "Где встретимся, Акбар?" о том, что ситуация там накалена до предела. Не выпускали три месяца. Самое грустное, что статью поставили все-таки в номер: "Правда" выходит, а там накануне уже все произошло. Осторожничали, наверное?

— Просто это такая политика ЦК была — спрятать голову в песок и ничего не видеть. Все, кто ездил по горячим точкам, кроме статей, писали докладную о том, что происходит, чего ждать. Я помню, съездил в Литву, делал интервью с Альгирдасом Бразаускасом, первым секретарем. Написал, что буквально через полгода Литва от нас уйдет. Вот эта докладная попала Горбачеву, уже не за моей подписью, а обобщенная, там еще ребята из Прибалтики писали. Горбачев написал Афанасьеву, мне потом Виктор Григорьевич показал: "Убирай из редакции паникеров".

— Георгий Семенович, вот сейчас вроде бы свобода слова — пиши, журналист, все, что хочешь, только от этого ничего не изменится. Вы можете рассказать о самых интересных, эффективных своих публикациях в "Правде"?

— Не помню… Тогда было правило: каждую критическую статью в "Правде" обязаны были рассмотреть на местах и сделать оргвыводы. Как правило, соглашались с корреспондентами, кто-то получал строгача по партийной линии, кого-то увольняли. Это было постоянно.

— В молодежной приемной была прямая телефонная линия, любой человек мог позвонить. Поступил звонок из одной из прибалтийских республик, рассказали, что детскую площадку около дома разрушили строители. На следующий день я позвонил из редакции "Правды" первому секретарю ЦК ЛКСМ этой республики. А через день читаю, что площадка восстановлена.

— Это постоянно было. Были вещи гораздо серьезнее, снимали секретарей обкомов. Других людей, наоборот, награждали. Вот, помню, Саша Чекалин написал передовую о Николае Злобине (одно время очень известный строитель был). Ему тут же дали Героя Соцтруда.

Читайте также: "Правда.Ру" отмечает юбилей предшественницы

— Точно так же, как Василий Филиппович Изгаршев написал о Громове, о Лебеде. И они стали известны всей стране. Или мне рассказывали о небольших ошибках в воинских званиях: если в статье звание было выше, на следующий день человеку его присваивали.

— Кстати, это было. Я одного старлея милиции назвал капитаном. На следующий день он получил капитана. Он потом проставилсядаже.

 

 

— Скажите, пожалуйста, какие смешные случаи случались с вами, пока вы работали в "Правде"? Или вы все время были серьезным человеком?

— Да нет, я не серьезный. Прикалывались мы друг над другом, конечно. Обычная жизнь.

— А самое грустное?

— Самое грустное — умер Витя Широков, мой друг. Это самое грустное. Вообще, когда близкие люди уходят, тяжело.

— Люди, которые работали вместе в одном отделе, прошли много испытаний разных, они как члены семьи. Жалко, конечно, что мы уже не можем поговорить со многими из тех, кто рассказал бы о той "Правде".

— Все, кого из "правдистов" знаю, да и по себе сужу, наверняка скажут, что работа в "Правде" — это лучшие годы.

— Вот с этой точки зрения расскажите, пожалуйста, о Викторе Григорьевиче Афанасьеве. Думаю, вся страна, во всяком случае, люди, которые получили высшее образование, знают его по книгам, по учебнику философии. Он был не только главным редактором "Правды", но и достаточно долго — первым секретарем Союза журналистов СССР.

— Замечательный мужик был! Он возглавлял союз и был председателем Спортивной федерации по водным лыжам. Он, кстати, в 70 лет выполнял норматив мастера спорта. О нем можно многое рассказывать.

Вот смешной случай. Полдевятого утра. Гастроном напротив "Правды". Стоим в очереди — я, Широков, Юра Медведев — и решаем, какое вино взять. На работе перед обедом винца выпить. Сзади голос: "Берите красное сухое". Виктор Григорьевич Афанасьев сзади стоял, а мы не заметили. Сам он пил только красное сухое грузинское.

— А вы могли бы определить какие-то основные принципы его редакционной и кадровой политики?

— Первое и главное его качество — он своих никогда не сдавал. Никогда. Пока все не проверит, что бы ему там ни говорили. Вот даже тот случай со мной, когда меня только принимали. Я ему — никто. Он назначил комиссию. Два месяца разбирались, и он взял меня на работу. Или когда были самые острые публикации, он всегда горой стоял за ребят.

Второе — он никогда никого не учил писать. У каждого человека — свой стиль, свой слог. Он мог на гранке написать: "Немножко коряво, посмотри".

Он читал каждую гранку. Это колоссальная работа. Не представляю, как он успевал. Я, когда был редактором отдела, не успевал. Когда на редколлегиях разбирали или выбирали лучший материал, многие члены редколлегии голосовали и говорили о статьях "от фонаря", по названию. А он читал всю газету — от корки до корки.

Мужик был классный. Я впервые его увидел — идет мужичишка, какой-то потрепанный, неказистый, в джинсах, в потрепанной джинсовой курточке, какие-то лыжи тащит на плече. Он на восьмой этаж всегда пешком поднимался — вместо зарядки. Утром — полчаса в бассейне, это обязательно. Держал форму. Женщин любил. Когда его хоронили, народу было столько, сколько ни у кого не видел.

Читайте также: Шутники XX века: до чего досмеялся СССР

— Как вы думаете, газета "Правда" вообще может возродиться? Или это уже рудимент истории?

— В том качестве, в котором она была: главная газета страны, — уже невозможно. Мы в "Правде" себя никогда не называли лучшими газетчиками, лучшей газетой страны, тем более, главной, хотя, конечно, это подразумевалось. А сейчас "Российская газета" в открытую называет себя главной на рекламных щитах. Какая она главная? Не может быть сейчас одной главной газеты.

Чтобы возродиться, нужны деньги, нужно собрать людей и писать. Мы, что бы там ни говорили, старались писать правду. Были заказные статьи, не вру, но сейчас же все — заказные статьи. Был Миша Полторанин, он был специалистом по льготному "отстрелу" секретарей обкомов: ЦК выдает разрешение, и вот Миша едет. Но никогда он это не делал просто так, всегда разбирался.

— Это все-таки заказные вещи, больше политика?

— Вот говорят: "Свобода слова". А что такое "свобода слова"? Свобода слова — это свобода поиска газеты, издания, которое придерживается той же точки зрения, что и ты. Сейчас это проще сделать. В наше время была одна точка зрения — ЦК КПСС. И то, мы находили возможность говорить то, что думаем.

— Свобода слова сейчас выражается и в том, что люди уже в газетах, журналах матом пишут.

— Ну, это обратная сторона. Уважения было больше к читателям и ответственности. Так что, в том масштабе газеты быть уже не может, но свой читатель у "Правды" остается.

Читайте самое интересное в рубрике "Общество"

Интервью к публикации подготовила

Автор Марина Арапиди
Марина Арапиди — журналист, редактор, клинический психолог, сказкотерапевт *