Последняя битва забытой войны 1812 года

Неизвестная война 1812 года? Само это сочетание слов звучит странно. Даже при нынешней деградации и образования, и самого интереса к родной истории все-таки даже большинство двоечников что-то слышали про Отечественную войну 1812 года. Забытой оказалась другая война, которую героически вела небольшая часть русской армии в далеком Закавказье.

Фото:

Действительно, страшное нашествие "двунадесяти языков" во главе с выдающимся военным гением эпохи Наполеоном Бонапартом, доблесть русского народа, ему противостоящая, кровавые битвы Смоленска, Бородина, Тарутина, Малоярославца, Красного, Березины, "дубина народной войны", последующие заграничные походы, приведшие русские войска в Париж, — все это запечатлелось и в памяти современников, и на скрижалях отечественной истории. Забытой оказалась другая война, которую в то же время, и не менее героически, вела небольшая часть русской армии в далеком Закавказье.

Еще с конца XV века, со времен Ивана III, грузинские цари и князья били челом российским государям, умоляя взять их под свое покровительство. Но только Екатерина II подписала в 1784 году Георгиевский трактат, взяв на себя покровительство над Восточной Грузией (Картли и Кахетией).

Позднее грузинский царь Георгий XIII, не будучи в силах совладать с раздиравшими страну усобицами и нашествиями врагов, выразил желание присоединить свое государство к Российской империи. Император Павел Петрович повелел тогда генералу Лазареву с 17-м егерским полком двинуться в Грузию и принять ее в русское подданство.

Читайте также: Российский реформатор знал своих убийц

Стоит упомянуть, что 17-й егерский — это наименование на то время первого регулярного полка русской армии, и одного из славнейших в ее боевой истории — выборного Бутырского, основанного еще при царе Михаиле Федоровиче в 1642 году. Позднее, за свои боевые дела против горцев, персов и турок, этот полк получил наименование 13-го лейб-гренадерского Эриванского. В 1827 году он приступом взял Эривань, которую до этого трижды неудачно осаждали русские войска. Один из редчайших случаев в истории полков императорской армии — полк получил собственное имя в честь одного из своих победных сражений. Вплоть до 1918 года он был одним из лучших полков Российской армии. Но это будет много позже, а тогда, выполняя императорский указ, в ноябре 1799 года полк (тогда еще — 17-й егерский) после тяжелого перехода через Кавказский хребет ущельем Терека прошел в Грузию. Он стал первым полком, положившим начало славной впоследствии Кавказской армии. Молодым сержантом этого полка был мелкий дворянин, сын попа из захолустной Ольховатки Харьковской губернии Петр Степанович Котляревский. Запомним это имя.

Служба на Кавказе уже тогда была не скучной, но позволяла и простолюдину сделать неплохую карьеру — если, конечно, раньше не застрелят или не зарежут. Впрочем, умереть можно было и от непривычного климата, эпидемий, горных обвалов… ну на то она и государева служба. Первые шесть лет прошли в постоянных стычках с "немирными" горцами и походами против мелких феодальных ханств на территории современного Азербайджана. А в 1805 году началась большая война.

Шах Ирана Фетх-Али-хан, иногда именуемый Баба-ханом, поклялся "выгнать из Грузии, вырезать и истребить всех русских до последнего человека". В пределы российского Закавказья вторглась 40-тысячная иранская армия, подготовленная английскими инструкторами и вооруженная английскими ружьями. Командовал ей наследник престола Аббас-Мирза, считавшийся (впрочем, незаслуженно) лучшим персидским полководцем. Русских войск в Закавказье было немного, да и были они разбросаны по отдаленным гарнизонам. И командующий, князь Цицианов, хоть и был умелым полководцем, нуждался во времени, чтобы собрать имеющиеся силы в кулак. Это время выиграли для Цицианова геройской обороной на речке Аскерань егеря 17-го полка и солдаты Тифлисского мушкетерского полка — всего около 500 человек, под командой полковника Карягина и капитана Котляревского.

Читайте также: Отмена пыток "разбудила" декабристов

Две недели они удерживали многократно превосходившего неприятеля и отступили только тогда, когда в живых осталось порядка 150 бойцов. Но при этом не оставили врагу ни одной пушки. Горстка героев затем захватила укрепление Шах-Булак и удерживала возле него персов еще 10 дней. Затем собравший порядка восьми тысяч русских солдатгенерал Цицианов поспешил им на помощь, и в битве при Дзагаме разгромил пятикратно превосходящего врага.

Тогда и стала все ярче сиять восходящая звезда Котляревского. В 25 лет он уже заслужил звание полковника. В 1810 году с отрядом своих егерей он приступом захватил крепость Мигри, защищаемую гарнизоном иранцев в 2500 сарбазов, а потом атаковал и сбросил в реку Аракс 10-тысячную армию самого Аббас-Мирзы. За эту победу он был награжден золотой шпагой и орденом Георгия 4-й степени.

Котляревский выработал свой принцип вести войну — выбирать самое неприступное и сильно защищенное место у противника, и наносить именно туда удар всей силой, в расчете, что враг такой дерзости не ожидает. Это не раз ему удавалось и против горцев, и против персов.

Потом в войну против русских на Кавказе включились и турки. К счастью для наших, у турок и персов были давние и кровавые счеты. К тому времени они уже три столетия вели жестокие войны друг с другом за Кавказ и ненавидели друг друга, наверное, даже больше, чем русских. Поэтому Котляревский мог переключиться на турок, не ожидая удара от персов. Со своими егерями и Кавказским гренадерским полком (основан еще при Петре Великом как полк Александра Гордона, позже переименован в 14-й Грузинский гренадерский) Котляревский, ставший уже генералом, морозной зимой прошел через заваленные снегом перевалы и в декабре 1811 года с налета взял крепость Ахалкалаки — оплот турок в Западной Грузии. Ошеломленные турки прекратили войну против русских на кавказском театре войны.

Читайте также: Слово и дело Тайной канцелярии

Но наступивший 1812 год мира не принес. Напротив, вторжение Великой армии Наполеона в российские пределы подстегнуло Аббас-Мирзу вновь испытать военного счастья против России. Любопытно, что его армию сопровождали и британские инструкторы, хотя Россия воевала со злейшим врагом Великобритании — Наполеоном. Но в Лондоне сочли, что за пределами Европы они свободны от союзнических отношений с Россией.

Котляревский понимал, что на помощь ему рассчитывать не приходится — все силы страны были брошены на борьбу с французским вторжением. Наполеон уже успел воссесть в московском Кремле, когда войска Аббас-Мирзы вновь начали наступление. Котляревский решил использовать свой единственный козырь — враг не ждет от него наступательных действий при наличном соотношении сил. И с отрядом в 1500 пехотинцев и 500 кавалеристов он с ходу атаковал расположившееся лагерем 30-тысячное войско Аббас-Мирзы.

Причем атаковал оттуда, где приступ казался наиболее самоубийственным, — со стороны иранской артиллерийской батареи. Бежавший накануне из плена солдат предложил провести отряд Котляревского с тыла. "На пушки, братец, на пушки!" — ответил Котляревский. Успех дерзкого нападения превзошел все ожидания. Армия Аббас-Мирзы была разгромлена. Более 1200 персов осталось на поле боя. Офицеры утверждали, что убитых — намного больше, но Котляревский запретил писать об этом в реляции: "Все равно никто не поверит". Среди захваченных орудий была обнаружена и английская пушка с отлитой надписью "Шаху над шахами от Короля над королями", присланная лично Баба-хану от короля Георга.

Теперь у персов в Закавказье оставался единственный оплот — крепость Ленкорань, столица Талышского ханства. Крепость была хорошо укреплена, слева были горы, справа — море, перед ней — Муганская степь, пригодная для проживания лишь змеям и скорпионам. Командующим в Ленкорани Аббас-Мирза оставил известного своей отвагой Садык-хана, и с ним — 4000 отборных сарбазов. Все они поклялись скорее умереть, чем сдать крепость. "Даже если горы двинутся на тебя, не сдавайся!" — напутствовал Садык-хана Аббас-Мирза. Горы Талышского хребта остались недвижимыми. На Садык-хана надвигался более грозный враг — генерал Котляревский с егерями, гренадерами и казаками.

Читайте также: Ледовое побоище — битва цивилизаций

С отрядом около 2000 бойцов промозглым декабрем 1812 года отряд Котляревского вступил в продуваемую сквозными каспийскими ветрами безлюдную Муганскую степь, и 26 декабря стоял под крепостными стенами. Котляревский потребовал сдачи крепости, на что ее комендант Садык-хан ответил с большим достоинством: "Напрасно вы думаете, генерал, что несчастие, постигшее моего государя, должно служить мне примером. Один Аллах располагает судьбою сражения и знает, кому пошлет свою помощь". Котляревский пообещал, что в случае штурма никто из персов пощады не получит. Садык-хан пообещал то же русским.

'''Накануне штурма Котляревский обратился к своим подчиненным''':

"Истощив все средства принудить неприятеля к сдаче крепости, найдя его к тому непреклонным, не остается более никакого способа покорить крепость сию оружию Российскому, как только силою штурма.

Решаясь приступить к сему последнему средству, даю знать о том войскам и считаю нужным предварить всех офицеров и солдат, что отступления не будет. Нам должно взять крепость или всем умереть, зачем мы сюда присланы. Я предлагал два раза неприятелю о сдаче крепости, но он упорствует; так докажем же ему, храбрые солдаты, что силе штыка Русского ничто противиться не может: не такие крепости брали Русские и не у таких неприятелей, как персияне, а сии против тех ничего не значат.

Диспозиция штурма будет дана особо, а теперь мне остается только сказать, что я уверен в храбрости опытных офицеров и солдат Кавказского гренадерского, 17-го егерского и Троицкого пехотного полков, а малоопытные Каспийского батальона, надеюсь, постараются показать себя в сем деле и заслужить лучшую репутацию, чем до сего между неприятелями и чужими народами имели. Впрочем, ежели бы, сверх всякого ожидания, кто струсил, тот будет наказан, как изменник. Здесь, вне границ, труса расстреляют или повесят, несмотря на чин".

И последний день уходящего 1812 года был ознаменован штурмом небывалой ярости. Уже в самом его начале были убиты или ранены почти все офицеры. Штурмующие было заколебались, но сам Котляревский с золотой шпагой в руке кинулся к лестнице на крепостную стену, крикнув: "Приказа отступать не было!" Гренадеры, егеря, пехотинцы и казаки кинулись за ним.

Через три часа резни все было кончено. Гарнизон вместе с отважным Садык-ханом был перебит, равно как и более половины пошедших на штурм. И русские, и персы сдержали свое слово. Сам Котляревский был найден среди груды истерзанных тел — своих и врагов. У него был выбит глаз, прострелена челюсть, колотые раны в грудь и в ногу. Он едва дышал. Солдаты 200 верст несли его потом на носилках. Генерал, награжденный за этот страшный штурм орденом Георгия 2-й степени, выжил, но был настолько искалечен, что был отправлен в отставку. Персы, потрясенные судьбой Ленкорани, тут же согласились на российских условиях заключить Гюлистанский мир.

Котляревский прожил потом без малого 40 лет. Но про него почти все забыли — его подвиги затмила кровавая эпопея наполеоновских войн и других последующих военных кампаний. Военный историк Керсновский писал по поводу "забытой войны" 1812 года много позднее: "Великие события, потрясавшие в те времена Европу, заслоняют ее и как бы подавляют своими размерами. Но в русском сердце асландузское "ура!" должно звучать громче лейпцигской канонады, здесь один шел на пятнадцать — и победил, а русская кровь лилась за русские интересы, за русский Кавказ. Персияне отнюдь не являлись "халатниками". Это был противник гордый и храбрый — подвиг ленкоранского гарнизона и его коменданта достаточно это показывает. Вооружены они были не хуже, а то и лучше нас, английскими ружьями и английскими пушками. Тем более чести их победителям.

В лице безвременно покинувшего ее ряды Котляревского Русская Армия лишилась, быть может, второго Суворова и, во всяком случае, наиболее яркого, наиболее даровитого из последователей Суворова. Но, уходя, Котляревский вдохнул в Кавказскую Армию свою огненную душу. Ее полкам он завещал свои традиции, свою славу. И Мигри дали Гуниб; Ахалкалаки — Ахульго, Гимры, Ардаган. Асландуз сделал возможным Башкадыклар и Сарыкамыш. И Ленкорань повторилась под Карсом и Эрзерумом, подобно тому, как в защитниках Баязета забились сердца аскеранских егерей".

Сам же Котляревский к своему забвению относился философски. "Биография моя никогда не выйдет — от этого потери не будет, — как-то заметил он. — Однако верное описание боевых дел, в которых я принимал участие, может принести пользу военной молодежи".

Со второй частью замечания геройского генерала не поспоришь. Жаль только, что он, похоже, оказался прав и в первой его части.

Читайте самое интересное в рубрике "Общество"