Когда-то у нас пели песню "Вышли мы все из народа". Теперь это не в моде. Зато "вышли мы все из крепостных рабов" забывать не стоит. Сегодня нет-нет, но раздаются голоса новых крепостников, что мы чиновничья элита, а вы никто. Видно, подзабыли или пытаются стереть свою ту, прежнюю историю, когда их предки в парилке тёрли спинки помещиков, прапрабабки шли по рукам тогдашней элиты или кормили грудью дворянских щенков.
Подвижки в деле освобождения крестьян от рабства были ещё до Александра Радищева.
Любимец царевны Софьи, князь Василий Голицын, со слов французского посла, писал в 1689 году, что Голицын "хотел поставить Россию на одну ногу с прочими государствами, освободив крестьян и предоставив им те земли, кои они обрабатывают в пользу царя за ежегодную плату".
Пётр Великий по-своему "освобождал" крестьян. Ему нужна была сильная армия, и он позволил вступать в неё крепостным, не спрашивая разрешения владельца. Екатерина II "освобождала" крепостных по-государственному: провинившимися крепостными заселяли Сибирь. При матушке-царице и челобитные стали писаться иначе. В указе 1786 года предписывалось вместо "верноподданный раб" писать "верноподданный проситель".
Но рабство, тем не менее, оставалось ярмом на шее России, как и объявления в "Санкт-Петербургских ведомостях".
За 180 рублей можно было приобрести "20-летнюю девку, которая чистит бельё и отчасти готовит кушанье".
И никого это не шокировало, и никого среди просвещённой русской общественности это не трогало, как, например, предложение о продаже "двух девочек 15 и 10 лет". Правда, царь Александр I внёс "коррективы" в подобные объявления, запретив печатать объявления о продаже "христианских душ" рядом с объявлениями о продаже лошадей и карет. Разумно.
Впрочем, некоторые дворяне считали, что русский крестьянин, несмотря на жестокость и самодурство помещика, всё же живет "в покое и довольстве". Как, например историк Иван Болтин. Сегодня его представляют как "гуманиста". А проделки Салтычихи шли в его время.
Да и Великая Екатерина, прочитав "Путешествие из Петербурга в Москву" Радищева (она уже, увы, была в возрасте и, вероятно, позабыла свою переписку с Вольтером и Дидро), предала автора анафеме, послав его в пыточные застенки Шешковского. Зато у современника Радищева, известного обличителя пороков русского общества князя Щербатова, всё было хорошо. То бишь он был абсолютно равнодушен к судьбам крепостных и, участвуя в комиссии Екатерины, стоял на стороне сторонников крепостничества. Тоже разумно, "не я же пахать землю буду".
Впрочем, и наш историк Николай Карамзин считал крепостничество нормальным состоянием русской природы. Он видел в этом светлую сторону и упрекал русского мужика "в неприспособленности к житейской борьбе без поддержки помещика". При этом ссылаясь на отзывы иностранцев, побывавших в России. Те приписывали леность наших прапрадедов рабству. Зачем утруждать себя? Всё равно всё отнимет помещик. Но вот Карамзин с ними не был согласен, считая, что наш крестьянин ленив от природы.
Недалеко от него ушли и другие просвещённые современники Александра I. Тот же Осип Поздеев, участник подавления Пугачёвщины, полагал, что крепостничество "сохраняет равновесие и должное различие между сословиями". И также полагал, что "не будет крепостничества, будет недостаток в чернорабочих. А освобождение крестьян, ни много, ни мало, "приведет государство в бедность, умножит нищету". А помещикам он отвел роль полиции, которая в корне пресечет любой бунт, "к которым наша "татарщина" всегда имела склонность".
Понятно, что оправдывал крепостное право и литератор Михаил Грибовский (сдавший в свое время "Союз благоденствия" декабристов) в своём трактате 1816 года "О состоянии крестьян господских в России". Тезис там один: рабство это как семья, там всегда кто-то повелевает. Понятно, что сам рабом он быть не хотел. Кстати, поддержал русское крепостничество и генерал Вильсон, изучавший русскую армию накануне наполеоновского вторжения. По его словам, если русскому крестьянину дать волю, он помрёт с голоду. В то время он где-то был прав. Земля была в руках помещика, а до промышленной революции в России надо было ещё дожить.
Добрейшим считали адмирала Александра Шишкова, у которого "крепостные живут, как у Христа за пазухой". Они, мол, и не помышляют о воле. Адмирал и развивал теоретическое обоснование крепостничества в этом духе.
Например, когда шла речь о продаже отдельно матери и её детей, Шишков писал: "Это как в жизни. Дочь выходит замуж, сын, женясь, отходит от отца, брат оставляет брата".
И всё же какие-то подвижки в сторону свободы русского крестьянина уже во времена Александра I были. Наряду с указом императора Павла о трехдневной барщине, его сын в 1803 году вводит указ "О свободном хлебопашестве". Разрешалось отпускать на волю родовых и приобретённых крестьян, как по одиночке, так и целыми семьями, но при условии обязательного наделения их земельным участком. Этим актом воспользовались немногие. Известно лишь 250 случаев, но нравственное значение этого закона открывало русскому народу путь к освобождению.
А предложений о пути раскрепощения крестьянства было немало. Василий Малиновский, первый директор Царскосельского лицея, в 1818 году предложил освободить всех крепостных, родившихся после 1812 года в память заслуг крестьян в Отечественную войну.
В записке он говорил: "Новые граждане вырастут в сознании свободы. И тогда будет легче найти способы окончательного раскрепощения".
Адмирал Николай Мордвинов даже посчитал, сколько нужно денег за выкуп на волю. Правда, в отмене крепостного права на Руси он видел прямую социальную революцию. Даже проект графа Аракчеева был одобрен императором Александром I. Граф предложил выкупать у помещиков крестьян и переводить их в казну. Но все эти и другие предложения были по разным причинам положены под сукно. До уничтожения крепостного права ещё оставались долгие десятилетия.
Продолжение следует.