Париж и Берлин славятся своими памятниками военных побед. Если в одной столице он отлит из французских пушек, зато в другой из немецких. Удивительно, что оба памятника успешно пережили даже потрясения и бомбёжки Второй мировой. Но всё ещё впереди.
Кстати, один из высших крестов Великобритании по-прежнему льётся из русских пушек времен Крымской войны. Нам давно было бы неплохо и у себя ввести такую традицию. Чего-чего, а трофеев у нас было за века немало. Из любых стран мира. В том числе и из Англии. А офицерство при пересечении Ла-Манша в XIX веке отличалось купленными патентами и аристократическими замашками больших неженок.
Капитан Гропов из богатой семьи Южного Уэльса когда-то с английской гвардией принял участие в войне против Наполеона в Испании и южной Франции. Он говорил, что бивачная жизнь в Сен-Жак-де-Люсе сложилась "очень приятно". Насколько были избалованы офицеры, можно было судить по прапорщику Даусону, который заявился в полк с караваном мулов, нагруженных всевозможными деликатесами. И в течение нескольких месяцев, не воюя, он прожил здесь неплохое состояние.
Даже во время боев офицеры вели себя соответственно. В сражении при Байонне 10 декабря 1813 года гвардейские гренадёры под начальством полковника Типлинга, залегли в окопах, прикрываясь во время дождя зонтиками. Но это было во Франции, а из Испании, где всё было жестче и опаснее, изнеженные и избалованные офицеры старались сбежать как можно быстрее. Тамошние трудности военного похода были для них несносны.
И многие офицеры старались при помощи ходатайства влиятельных родственников добиваться возвращения в Англию. Были случаи, когда некоторые из них, понюхав пороху и разочаровавшись в возможности комфортабельно обставить свою фронтовую жизнь, попросту вьючили лошадей и дезертировали.
Через неделю после Ватерлоо англичане были уже в Париже и расположились лагерем в Булонском лесу. Где и увидели немецкий "новый порядок" в действии. Если бы не грозный оклик союзников, то нынешним парижанам пришлось бы гулять не по Булонскому лесу, а по пустыне. Пруссаки с огромным удовольствием вырубали вековые могучие деревья и бесцельно жгли их, лишь бы нанести как можно больше разрушений побеждённым. Не думая о том, что может быть под спиленным старым дубом когда-то сидел и вершил суд король Людовик Святой. Это была не их история.
Хотя некоторые и считали, что пруссаки мстят французам за разгром Берлина в 1806 году после битвы под Иеной, всё-таки большинство полагали, что немцев только могила исправит. За свою историю немецкий солдат прославился своей жестокостью и варварством. А немецкий романтизм оставьте для барышень.
Действительно, вступив Париж победителями, в первую очередь благодаря победам русской армии и родственным связям Александра I с кайзером, немцы, где только могли, начали избиение мирного населения. Союзников поражали на каждом шагу дикие расправы прусской пехоты. Встречаемый скот они без причины закалывали штыками, в деревнях и городках поджигались дома мирных жителей. Производились набеги на частные жилища, где без всякого повода вандалы с севера разбивали зеркала, мебель. И просто распарывали матрасы. Слово "цивилизованный" в то время ещё не было в широком ходу.
В самом Париже однажды в галереи Пале-Рояля ворвалась сотня прусских офицеров, которая била стекла в магазинах, оскорбляла женщин, а встречных мужчин избивала. И лишь вмешательство союзных патрулей помогло прекратить кровавую схватку с пьяными пруссаками и местной жандармерией.
Впрочем, очевидно, что немцев к жестокому отношению к французам подталкивал их командир — генерал-фельдмаршал Гебгард Блюхер. Первым, что он сделал, вступив в Париж, потребовал от городского управления, чтобы каждый немецкий солдат был обеспечен кроватью с тюфяком из шерсти, двумя простынями, новым шерстяным одеялом и подушкой.
Дальше в требовании говорилось о выдаче немецким солдатам провианта из расчета: на каждого человека ежедневно по 2 фунта хорошего хлеба, 1 фунт мяса, бутылку вина, литр водки, четверть фунта масла, риса и табак. Если бы не союзники, при таком возлиянии и питании Париж уже тогда бы лишился своих дворцов и соборов.
Наложив на Париж контрибуцию в 2 миллиона франков, Блюхер оставил для себя делом чести взорвать Иенский мост, как неприятное напоминание о разгроме Наполеоном Пруссии. И лишь вмешательство союзников, позволило сохранить этот мост, хотя прусские саперы уже закладывали порох под сваи моста.
Также, желая положить предел варварству Блюхера, который намеревался взорвать уже парижские соборы, в конце лета 1815 года в министерстве иностранных дел союзники провели совещание при участии русского и австрийского императоров, короля Пруссии, самого Блюхера и английского представителя — Веллингтона. Последний, кстати, заявил, что если поджоги и взрывы продолжатся, англичане выведут свои войска из Парижа. Это несколько охладило вандализма потомков тевтонов.
Не удивительно, что уже тогда ненависть французов к немцам достигла предела. Хотя ни о какой мстительности к русским или англичанам у французов не было, кроме, как смеялись в определенных кругах, вызовов на дуэль по амурным делам. Зато тела убитых прусских солдат нередко находили в заброшенных колодцах или погребах во многих районах Франции.