Когда-то французы писали: "Русская женщина способна на самозабвенное увлечение решительно во всём — в хорошем, так и в дурном, в самоотвержении и в гордости, в любви и ненависти. Не пожелаю худшему врагу любить её, не пользуясь взамностью. Но как счастлив тот, кто её любит, когда и она дарит его своей любовью! Быть может тот, кто избегнет её вовсе. Однако вряд ли кто этого захочет".
Когда-то историк Виктор дю Бле посвятил свои изыскания женщинам, которые изменили мир. На первом месте оказалась наша соотечественница княгиня Ливен. Жена русского посла сначала в Берлине (1810), потом более 20 лет в Лондоне. Благодаря ей политика России начала позапрошлого века не металась, как это произойдёт позже, от Запада до Азии и Африки, а твёрдо держала Европу в своих руках. А это уже, согласитесь, те же ключи к Азии и Африке.
Её салон был центром не только избранного по рождению, богатству и положению общества. Но и центром, где собирались лучшие умы и дипломаты того времени. Оставалось немного — получить ценную информацию для России. И русская княгиня получала её, отправляя с нарочным в Петербург. Да и муж не оставался внакладе, зная от жены все секреты европейских дворов.
Лорды Грей и Абердин восхищались ей, как Сидни Рольф и барон де Барант. Фанатично, слепо боготворил её Гизо. Впрочем такие наши противники, которые в историю вошли как самые продажные министры иностранных дел Талейран и Меттерних, её ненавидели. Но равнодушных не было. С ней считались все — от королей до последнего секретаря МИД. Причём красота здесь была ни при чём. Даже наоборот — многие считали её некрасивой. По тамошним канонам красоты.
"Ни тени красоты, но много достоинства", — писал Талейран.
"Плоская талия, отсутствие бюста, хотя хорошо сшитые платья скрывают её худобу", — говорила герцогиня Деказ.
И так далее.
Предполагают, что княгиня Ливен послужила для Бальзака прототипом одной героини его романов:
"Маленькая голова на очень длинной шее, тонкий длинный нос, большой рот, маленькие глаза и чудные белокурые волосы".
То бишь типичная модель последних десятилетий из Elle и Vogue.
Говоря о роли Ливен в политике Европы, Сент-Бев отмечал:
"Это настоящая женщина-политик, сухая, и вместе с тем деятельная, худая, как игрок, проводящая всю жизнь в волнениях, играя свою "партию Европы".
Ливен стала первой леди среди женщин-дипломатов и политиком. Хотя её муж был абсолютно бесцветен и считался декоративным цветком в русском МИДе. Настоящим умным, деятельным, ловким послом России в Европе была она. Забавно, что муж Ливен, как и его жена, прославился безукоризненным вкусом. Будучи в Англии на приёме у регента, князь со смущением заметил, что англичанин уж очень внимательно рассматривает его. Через день его снова вызвали на высочайший приём. То же самое внимание к особе нашего посла. Причём без слов. Позже выяснилось, регент внимательно изучал прическу князя, чтобы позже объяснить её своему парикмахеру.
В Париже наша княгиня, совмещая работу, как бы сейчас сказали, "сотрудника секретной службы" и жены, стала даже законодательницей мод. Именно она посоветовала ювелиру Мортимеру, служившему при дворах французских королей, украшать корсажи и даже юбки бриллиантами в виде цветов и букетов.
И всё же дела российские у неё были на первом месте. Выведывая самое сокровенное у наших доброжелателей и противников, она сумела привлечь в свой салон как друзей, так и врагов. Неслучайно лорд Марсбюри говорил о княгине Ливен:
"Это чума для наших министров иностранных дел".
А эта оценка от наших врагов лучше всякого ордена в своём Отечестве.
Несмотря на то, что немало своей жизни она провела в Европе, русский двор всегда был ей благодарен. И щедр на деньги. Ещё бы, если даже лорд Грей по нескольку раз в день бегал к Ливен советоваться по внешнеполтическим и внутренним делам Англии. Другое дело, как использовали эту информацию в тогдашнем русском МИДе.
Говоря о личных отношениях княгини после смерти мужа, хотелось бы привести слова русских читателей французской книги "La Societte Francaise". В этой книге была приведена и переписка княгини и Гизо, тогдашнего французского политика демократической направленности. У нас эту переписку не стали печатать:
"Русские душевно целомудреннее иностранцев. Им тяжело и неприятно видеть опубликованное всё то милое, нежное, горячее, что, конечно, предназначено для глаз и сердца одного дорогого существа".
Судя по нынешней прессе и литературе, "латинская раса" добралась уже и до России.
А закончим небольшой сюжет о княгине Ливен словами дю Бле:
"Эта северная княгиня, эта русская барыня — женщина-победитель".