Старшее поколение отметило "красный день" календаря: 7 ноября — день Великой Октябрьской социалистической революции. Всё наше бывшее и настоящее руководство страны вышло из тамошнего времени, было членами КПСС, комсомольскими активистами.
Американская журналистка Луиза Брайант находилась в русском Петрограде во второй половине 1917 года, когда на смену февральской, буржуазной, пришла октябрьская, социалистическая, революция. Но тем, кто ожидал вечного праздника, пришлось разочароваться…
В числе пересекавших погранпост между Россией и Финляндией находился "седобородый патриарх", который пару десятилетий находился в политической эмиграции. Старик бегал от одного солдата к другому: "Ах, как я рад, что вернулся!".
Один из погранцов сказал ему:
"Разве в России не о чем говорить, кроме твоего приезда".
И на вопрос деда, в чём дело, разве Россия не свободна? Что там может быть, как не мир и счастье? — последовал жёсткий ответ:
"Работа… разве у нас нет врагов за границей и предателей внутри страны?"
Это было буквально за несколько дней до Октября.
В Гельсингфорсе (теперь Хельсинки) у пассажиров уже отказались принимать русские деньги, которые с трудом приезжие разыскивали в Швеции. На резонный вопрос:
"Но это же абсурд, Финляндия входит в состав России",
последовал уверенный ответ кассирши:
"Скоро она не будет частью России. Финляндия станет республикой".
Проблемы были и у одного дипкурьера, который больше месяца пробыл в море. Озабоченный, он говорил:
"Один Бог знает, что случилось за это время в моей несчастной стране. Если я сдам бумаги не той партии, я погиб!"
После Выборга у некой княгини на очередном пропускном пункте были конфискованы все предметы дамского туалета. Всё из дорогой косметички было отправлено в огромный деревянный ящик. А комментарии были весьма красноречивы: в эти бурные дни нового строя России не до косметики, и русским дамам придётся ходить в натуральном виде.
В питерской гостинице "Англетер" всего за тридцатку, подчеркну, рублей, вы могли получить номер люкс. Интересно, что над кроватью висело большое объявление, где под угрозой штрафа в полторы тысячи рублей запрещалось говорить по-немецки.
Вскоре к журналистке зашёл портье и начал что-то ей говорить о багаже. Забавно было то, что, как, оказалось, говорил он по-немецки. А на знак "запрещено" он просто рассмеялся. Выяснилось, что в России никто не обращает внимание на объявления. Их читают, но действуют по-своему.
В ресторанах или кабаках, которые ещё работали, на столах лежали таблички с надписью:
"Если человек вынужден себе зарабатывать на жизнь, служа официантом, не оскорбляйте его достоинство чаевыми".
В Петрограде сердце сжимается от жалости при виде длинных очередей плохо одетых людей, стоящих на жестоком холоде в ожидании возможности купить еду, говорила Брайант. Она вспоминала, что в очередь вставали ещё в 4 утра, и, простояв несколько часов, узнавали, что им ничего не досталось. На человека на два дня отпускалась четверть фунта хлеба.
Тем не менее, Петроград, имея продовольствие на три дня, не выглядел ни трагическим, ни печальным. Американка отметила, что русские переносят трудности без жалоб. Её мнение о том, что это — рабская униженность, сменилось на уверенность о "неукротимом духе". Брайант отметила, что если бы такая ситуация была в Нью-Йорке, особенно, если бы одновременно отключили бы свет и воду, и невозможно было бы достать топливо, жизнь в американском мегаполисе полностью остановилась бы.
Но вот самое поразительное в русских — их стойкость. Даже театры умудрялись работать два-три дня в неделю.
Как женщина, Брайант обратила особое внимание и на "моду" революционного Питера. По её мнению, в России практически не существует моды. За одним столом можно увидеть солдат в надвинутой на одно ухо меховой шапке, рядом — красногвардейца в обносках, напротив — казака в чёрной с золотом форме с серьгой в ухе и серебряной цепочкой на шее. Тут же сидит горец из "дикой дивизии" в бурке.
Отметили и русских женщин. Их странность. Если они проявляют интерес к революции, то перестают вообще думать о своих туалетах и ходят, кто во что горазд. Если они не интересуются революцией, то уделяют одежде слишком большое внимание, наряжаясь в самое эксцентричное платье.
Накануне взятия Зимнего дворца журналисты отправились к тогдашнему премьеру Керенскому, но он уже убежал из страны. Брайант обратила внимание на молодых юнкеров, оставленных защищать дворец. Зарисовка почти по булгаковской "Белой гвардии":
"Мне никогда не забыть этих бедных, встревоженных, несчастных ребят. Их воспитали и обучили в офицерских школах, и теперь они обнаружили, что больше нет ни двора, ни царя, ни традиций, в которые они верили".
А вскоре уже из дворца выходили разоружённые юнкера, которых отпустили на свободу. Разоружили и женщин, велев им переодеться в гражданское платье. Рядом у входа солдаты обыскивали выходивших из Зимнего, которым комиссар говорил: "Товарищи, это народный дворец. Это — наш дворец. Не крадите у народа, не позорьте народ…"
Что было далее, мы все хорошо знаем. По крайней мере, даже школьные учебники истории должны нам об этом поведать. Но вот без того голодного и холодного Октября 1917 года мы вряд ли бы полетели в космос или построили атомные ледоколы.