В видеоэфире "Правды.Ру" побывал правнук Иосифа Сталина Яков Джугашвили. Он мыслитель, предпринявший попытку не только осознать роль, которую сыграл в истории его великий пращур, но и предложить свой собственный взгляд на народное самоуправление.
— Яков Евгеньевич, вы участник инициативной группы по проведению референдума "За ответственную власть". Не могли бы вы нам рассказать об этой своей деятельности?
— Во-первых, это инициативная группа. Она действует в России, и, прежде всего, я являюсь участником именно российского движения. Властью в государстве является народ, именно так и написано в Конституции Российской Федерации. Поэтому все какие-то серьезные изменения должны быть, прежде всего, одобрены самим народом, а не решением какой-то кучки людей. Именно всем народом.
В том же, что касается самого понятия "референдум"… Это одно из конституционных "но", то есть то, как народ должен осуществлять свою власть.
Но дело в том, что власти не бывает у того, у кого нет возможности наказывать. Сегодня у народа России, например, как и практически во всех демократических странах, нет возможности наказывать свою власть за вред, который она, власть, причиняет народу. Между тем, смысл самого слова "ответственность" именно в этом. Дело в том, что ответственности не бывает без заранее предусмотренного наказания.
Поэтому мы считаем, что мы должны спросить народ (весь народ!): считает ли он нужным, чтобы власть была ответственна перед ним? То есть нужно, чтобы это было прописано в Конституции на уровне определенных поправок; чтобы был закон, в соответствии с которым народ мог бы наказать власть. Имеются в виду коллективные органы, законодательная и исполнительная власть, и глава исполнительной власти.
Только таким образом и можно оценивать их работу по результатам — не по тому, как и на какую кнопку нажал, а именно по тому, что получилось на выходе. Вот, например, на заводе премию получают все, вне зависимости оттого, кто как работал, если план выполнен. Если выполнены те обязательства, которые взял на себя коллектив, то весь коллектив получает премию. Точно так же он и лишается этой премии, если, например, эти планы не были осуществлены и не были достигнуты результаты. Опять же, независимо от того, кто как лично работает. То есть мы предлагаем спросить сначала народ: считает ли он это правильным? Если это правильно, то уже на основе этого желания нужно принять соответствующие поправки к Конституции и проголосовать за закон об ответственности власти.
— То есть, получается, вы выступаете за референдум в качестве одного из постоянных инструментов работы между властью и народом? Народ неким образом постоянно контролирует то, что делает власть. И в случае чего может, допустим, даже остановить мандат какого-то представителя, парламентария или, может быть, мэра города или даже президента. Я правильно понял?
— Еще раз, дело в том, что властью является народ, он — хозяин, а вот эти люди, которые называют себя "властью", являются лишь слугами народа.
— Но они же сами из народа, Яков?
— Понятно. Но дело в том, что властью является сначала народ. Хозяин не имеет власти, если он не может наказать своего работника за плохую работу. Но на сегодня у нас эти люди, которые называют себя "властью", после того как народ нанимает их к себе на службу, во время выборов, сразу по окончанию выборов, плюют на народ. А почему им не плевать, если у них есть такая возможность?…
— И вы предлагаете…
— Мы хотим, посредством референдума отобрать у них такую возможность.
— А разве есть какой-нибудь аналог в мировой практике?
— Разве был аналог Советскому Союзу, когда большевики начали его строить?
— Был. Во Французской революции…
— Ничего подобного.
— Разве нет? 1789 год, создание Республики…
— Какая разница, был аналог или не было аналога! Мы считаем это правильным. Если народ решит, что это правильно — какая нам разница, был аналог какой-то, или не было?! Не плевать ли нам на международный какой-то опыт?
— А цена вопроса?
— Понимаете, в чем дело? Разговор не об этом, а о том, что народ должен сам понимать, зачем он строит государство. А государство — это орган коллективной защиты всего народа! И народ должен это понимать!
— Что тогда делать с гостайной? Каким образом будут те или иные решения рассматриваться народом — всегда через референдум?
— Нет-нет! Погодите! Тут вы путаете… Я понимаю, что объяснить в две секунды нельзя. Народ не собирается быть управленцем: народ нанимает себе управленцев, которые должны заниматься этим. Но эти управленцы должны нести ответственность за результаты своей работы. Сегодня эти управленцы не несут ответственности; они готовы служить кому угодно: демократическим ценностям, правам человека, международным, и т. д. и т. п., — но не своему народу. Потому что за неслужение, допустим, тем же демократическим принципам их могут наказать какие-то международные структуры. Но за неслужение своему народу народ их никак не может наказать. Понимаете, в чем дело?
— Ну почему же? Губернаторов в тюрьму сажают, мы об этом знаем…
— Нет, губернатора сажает в тюрьму судья! Мы тут говорим совершенно о другом: дело в том, что народ не будет сажать кого-то или нет. Он будет лишь оценивать не какой-то конкретный поступок, а результат труда этих людей. А результатом труда чиновников, то есть тех, кого мы нанимаем себе на службу, смыслом их работы является улучшение жизни народа или хотя бы защита от ухудшения жизни всего народа, абсолютного большинства! Вот поэтому-то абсолютное большинство и должно решать в конце полномочий этих госчиновников, насколько его жизнь изменилась за эти четыре или пять лет. В случае, если она изменилась к лучшему, весь коллектив награждается званием героя. Если работа этих слуг народа неудовлетворительна, то все они наказываются путем отсидки в тюрьме на такой же срок, какой они находились у власти. А если народ не определится, то все уходят, как сейчас, со своих должностей без последствий.
— Но для этого надо хотя бы разработать некую шкалу, по которой вы будете судить этих людей, допустим, есть успехи в области международной политики, а есть экономика, есть транспорт, логистика от Керченского моста до Владивостока… Количество вопросов, которое рассматривает правительство, такое, что, наверное, очень тяжело разработать критерии оценки деятельности…
— Дело в том, что эта идея не свалилась с неба вчера: она формируется в умах лучших людей уже почти 30 лет. Есть материалы, есть сайт, на котором приведены все данные. Их очень легко понять: они не написаны заумными словами, но наш эфир не позволяет мне сейчас все это рассказать. Если это кого-то интересует, надо просто зайти на сайт и почитать наши материалы, в том числе и тексты закона, и текст поправок к Конституции.
— Вы считаете, что роль Сталина в современном мире, мягко выражаясь, недооценена. Это так?
— Приведу слова, наверное, самого интересного и самого значимого русского философа, Александра Зиновьева: "Я называю XIX век веком Наполеона, а XX век — веком Сталина. Я Сталина ставлю выше Ленина, хотя Ленин как революционер и создатель, организатор советского государства, конечно, фигура эпохальная". Далее он пишет, что одно дело — быть антисталинистом, а другое — оценивать сталинскую эпоху в качестве ученого. "С этой точки зрения всегда относился к Сталину как к величайшему политическому деятелю XX столетия, — пишет Александр Зиновьев, — и мнения своего не изменил. Потом были годы учения, и вот, в конце жизни, утверждаю, что действительно, советская система была наиболее адекватна российским условиям".
Итак, мне важна сама суть того, что хотел сделать Сталин и почему его убили? Что ему не дали сделать?
— А чего он хотел, на ваш взгляд?
— Думаю, что со мной согласятся как противники, так и сторонники Сталина в том, что он хотел построить коммунизм.
Но дело в том, что пока со словом "коммунизм" серьезная неразбериха… Существует серьезное противостояние между марксистами, которые имеют свою интерпретацию, фактически гробящую все движение мысли вперед.
Лично я считаю, что для Сталина коммунизм и диктатура были несовместимы. Он это понимал, поэтому, я считаю, он видел, что в стране нет коммунизма и не будет до тех пор, пока будет диктатура партийного аппарата. Такая диктатура была оправдана во времена разрухи и гражданской войны. Но когда опасность исчезла, с этой диктатурой надо было что-то делать!
Именно с этим положением вещей Сталин попытался, вместе со своими единомышленниками, как-то справиться. В 1936 году, разрабатывался новый текст Конституции, на основе которой в органы государственной власти могли избираться не только члены Коммунистической партии, но и беспартийные. Это был прямой удар по так называемым олигархам, ЦКовским олигархам, по первым секретарям партии. И именно они развязали потом репрессии, которые, уже после, Хрущев назвал сталинскими репрессиями.
— Кого вы относите к этим олигархам?
— В основном это были первые секретари ЦК: краевых, областных, республиканских… Против их власти и была направлена попытка Сталина ввести в Конституцию норму о том, чтобы в органы государственной власти избирались также и беспартийные. Это была прямая угроза власти первых секретарей.
Борьбу Сталин проиграл, потому что надвигалась война. Но остановил беззаконие… Слово же "репрессии" и есть суть "беззаконие". Это просто проявление власти. Мы же говорим о беззакониях, которые творили, органы — Ежов и прочие, совместно с первыми секретарями. Битву он проиграл, но жив остался.
Потом началась война, и уже после войны, уже в 1952 году, на XIX съезде, Сталин вновь обращается к этой проблеме, он снова пытается отстранить вот этот партаппарат (не партию, а диктаторский партаппарат) и уничтожить этот орган! И тут его уже убивают!
Но это было уже наслоение многих интересов, в том числе и генералитета, повинного в трагедии 22 июня, и МГБ — Игнатьева с присными… Естественно, это было в интересах ЦК. Я предлагаю ознакомиться с работами Юрия Мухина, Елены Прудниковой и Арсена Мартиросяна. Они, я думаю, разъясняют смысл тех событий, их природу и явление.
— Вы считаете, что в 1941 году, вся полнота власти, военная и партийная, не была в руках Иосифа Виссарионовича. Кто мог играть какую-то скрипку, помимо Сталина, и мешать ему?
— Обратите внимание, первая директива вышла в западные округа 18 июня. Послесталинскую же военную историю формировал Жуков. Поэтому у него в воспоминаниях об этом ни слова, хотя воспоминания были выпущены и переизданы, по-моему, семь раз, причем раза два после его смерти. Но он нигде не упоминает о том, что директива Западного крыла "О приведении приграничных войск в боевую готовность" ушла еще 18 июня. Он говорит только о директиве номер один от 22 июня. Так что, я еще раз говорю, какая бы власть абсолютная не была… А вы ведь намекаете, что у Сталина была именно такая власть…
— Я даже не намекаю — просто прямо говорю об этом: она была — и она была, естественно, фактически тотальная. Я думаю, на том этапе иначе и не могло быть…
— Как тогда объяснить, почему директива от 18 июня не была приведена в исполнение западными округами, допустим, Киевским?
— О мобилизации, вы имеете в виду?
— "О приведении войск приграничных округов в боевую готовность" — такова формулировка. Сталин сделал то, что было в его компетенции: он предпринял все те меры, которые нужно было предпринять на тот момент. Но что произошло? А произошло просто то, что называется, банальным словом "предательство", вот и все.
— На всех уровнях, при том условии, что Сталин…
— На всех уровнях! Предали именно те генералы, которые проигнорировали и не выполнили те положения, которые были определены этими директивами. Я говорю только о 18 июня, а ведь были еще до этого в мае определенные приготовления. Но сейчас я говорю исключительно об очень важном: о 18 июня, о котором Жуков нигде не упоминает.
Почему? Ответы есть! Посмотрите по этой теме: Юрий Мухин и Арсен Мартиросян, "Трагедия 22 июня"; Олег Корзинкин тоже по этой теме работает, у меня есть выдержки из его книг (на сайте jugashvili.com в разделе "Пресса").
— Вы полагаете, что такие явления, как Сталин (а Сталин — это явление планетарного масштаба) и демократия — вещи хоть как-то совместимые? Демократию в эпоху Сталина реально можно было построить и он был заинтересован в этом?
— Я считаю, что сегодня спор о Сталине вообще перестал быть спором об истории, то есть о том, что было, чего не было. Сегодня этот спор стал спором прежде всего об идеях, сталинских идеях, которые от нас скрывают. Начали же замалчивать их еще убийцы Сталина, чтобы народ никогда об этих идеях не узнал. Но когда мы говорим об идеях, мы должны понимать, что идеи не падают с неба, а являются результатом определенных ценностей.
Так вот, сегодня спор о Сталине — это прежде всего спор о ценностях. Слову "демократия" я бы предпочел другое слово — "справедливость"! Я считаю, что Сталин пытался построить справедливое общество. Если понимать, что сегодня ценностями человека являются пожрать и отдохнуть, то, конечно, Сталин для такого "человека" — первый враг! А вот если для человека является ценностью служить, то есть делать что-то полезное и считать себя частью своего народа, то Сталин для него — герой!