Сегодня, 29 октября, исполняется 98 лет ВЛКСМ. Какую роль сыграл Комсомол в истории страны? Почему после развала СССР многие комсомольцы забыли об идеях всеобщей справедливости и бросились во все тяжкие. Возможно ли сейчас возрождение Комсомола? Об этом в эфире видеоканала Pravda.Ru рассказывает бывший первый секретарь ЦК ВЛКСМ Виктор Мироненко.
— Прежде всего, что для вас комсомол?
— Молодость, прежде всего — молодость. Начало политической деятельности, участие в серьезной политике. Собственно через Комсомол мне выпало счастье участвовать в переменах, в перестройке, которая изменила лицо нашей страны. Комсомол для меня значит очень много. Это огромная часть моей жизни.
— Комсомольский значок у вас сохранился?
— Конечно. Первый комсомольский значок, который мне вручали еще в 14 лет, у меня и сохранился. Именно этот комсомольский значок я и носил всю оставшуюся жизнь, в том числе работая секретарем. Для меня это было значимо, и для других, наверное. В 14 лет я не очень сильно разбирался в идеологических вопросах, но то, что я стал взрослым, со мной считаются взрослые люди из горкома Комсомола, мне было приятно.
— Задачи перед Комсомолом ставились, прежде всего, идеологические. Как вы думаете, организация справлялась с ними?
— Организация менялась вместе с жизнью. Менялась жизнь, страна, менялась и организация, ее задачи. Но дело в том, что Комсомол это не совсем организация, а может и совсем не организация. Потому что это система взросления, социализации, воспитания, а воспитание — это и приобретение профессии, и идеологическое воздействие, и так далее. Я бы даже сказал так: что бы вы, я или другой человек не сказал о комсомоле — все будет правда. Потому что во многом у каждого он был свой.
— Был ли Комсомол таким инкубатором создания советского человека, партийной номенклатуры?
— Создавался он в революционное время, как революционная организация беднейших слоев молодежи, которые боролись за свое право на жизнь, на образование, на воспитание и так далее. Возникал он совершенно по другим принципам. Потом он стал и механизмом для подготовки партийных кадров. Да, он был этим, но не только этим. Комсомол уникален тем, что с чем ты шел в комсомол, что ты в нем искал, то ты в нем и находил. Если кто-то искал карьеру — он находил карьеру, если кто-то искал друзей — он находил друзей, если кто-то искал усиления своего творческого потенциала — он находил и это. Я думаю, что до сих пор на вопрос о том, что это на самом деле было, что это за структура, нет точного ответа. Беда ее в том, что она была идеологической.
— Совсем маленькие детишки становились октябрятами, потом пионерами, а после этого комсомольцами. Вы считаете, такой путь буквально с первого класса, правильный?
— Такая организация отвечала своему времени, той ситуации, которая была в обществе, тем задачам, которые решались тогда. Я стал первым секретарем ЦК ВЛКСМ тогда, когда началась перестройка, когда появилась гласность, когда журналисты начали говорить свободно. Мы хотели ее изменить. Не потому что нам не нравился комсомол предыдущий или мы умнее, чем те люди, которые были до нас. Было другое время, стояли другие задачи.
— Зритель спрашивает: "А "нашисты" не комсомол что ли? — Также под крылышком властей толпа мажоров и бездельников".
— Я ничего не могу сказать о "нашистах". Я давно не занимаюсь молодежным движением, а мое личное мнение вряд ли здесь имеет какое-то значение, но все сравнения хромают, а это сравнение хромает на обе ноги. Другое время, другие люди, другая ситуация в обществе, не вижу здесь аналогии.
— Комсомол можно вернуть?
— Это невозможно. Совершенно невозможно, потому что изменилось общество. Комсомол был революционной организацией, он возникал тогда, когда начиналась великая российская революция, которая продлилась, кстати, до 1991 года.
— Какая-то массовая молодежная организация нужна России сейчас?
— Молодежных организаций нужно много. Общество в нормальном состоянии не нуждается в одной единственной организации. Мы когда пытались менять наш Комсомол, мы именно эту задачу и ставили. Мы говорили, что уже такой жесткой организации, с жесточайшей дисциплиной, которая необходима в революции, теперь не нужно. Когда жизнь нужно делать нормальной, вводить ее в нормальную колею, то пусть расцветает 100 цветов, как говорил Мао Дзедун. Есть одно "но" — тогда критики нам говорили, что вот сейчас мы разрушим эту организацию, и на ее месте возникнут десятки и сотни других организаций. Где они? — Я их не вижу. Они есть, конечно. Но что-то сопоставимое с Комсомолом, даже не масштабу или идеологии, а по возможностям помощи молодому человеку, и близко не появилось.
— Еще зрители пишут: "Не считаете ли вы, что Комсомол был еще одним способом собирания денег с населения?"
— Да, я считаю, что это был своеобразный налог. Правильно пишет ваш зритель. Но только вопрос в том, как расходовался этот налог. Вот это очень важно. А расходовался он все-таки на полезные вещи: на бюро молодежного туризма "Спутник", на издательство "Молодая гвардия", на выдачу книг, на путешествия, на лагеря, на создание дополнительных возможностей для отдыха, труда, учебы и так далее. Ну и отчасти на выплату зарплаты молодым начинающим, теперь бы сказали, политикам, политическим деятелям. Поэтому здесь-то как раз все абсолютно нормально. Кстати, ни одна молодежная организация сегодня не имеет финансовой самостоятельности, а Комсомол был абсолютно финансово независим и самодостаточен.
— К закату Советского Союза Комсомол уже был, как сейчас говорят, не в тренде, шел на спад. Какое отношение было среди ваших коллег?
— Очень разные люди. Конечно, авторитет Комсомола падал. Конечно, видели люди, что среди комсомольских работников, комсомольских активистов было немало людей, которым до лампочки были любые идеалы, они делали себе карьеру. Как относиться к идеологии? — Кто-то очень мудро сказал: "тот, кто не был социалистом в 18 лет, у того нет сердца, а кто остался им в 60, у того проблемы с головой". Молодой человек, который не мечтает о высшей справедливости, о равенстве возможностей, о равноправии — уже старик.
Хотя, конечно, тогда многое открылось, чего не знал даже я, будучи первым секретарем ЦК ВЛКСМ. Мы узнали про расстрелы, террор 37-38 годов. Например, из моих предшественников (их было 13 или 14) семеро были расстелены. Когда все это начали узнавать, конечно, это производило очень сильный психологический эффект. Но тем не менее, я все-таки воспринимал это как болезнь структуры, а не как недостатки идеи. Идея социальной справедливости вечна, ее ничто не погубит, она была всегда.
Человек тянется к равноправию, к равенству, к справедливости, и вот эта часть Комсомола — тоже вечная. Будет она называться так или по-другому, будет это одна организация или возникнет их 20, и будут они ходить со значком Ленина или с Эрнестом Че Гевара — это второстепенно. Идея неубиенна, а организация, как и общество, как человек, взрослеет, достигает какого-то возраста, потом, увы, приходит время умирать. Так умирают сообщества, страны и цивилизации. Мне, конечно, жаль, что комсомол умер, но, наверное, пришло время.
— Очередной вопрос от зрителя. Он уверен, что на самый верх комсомольской организации пробирались не лучшие люди, которые после развала Союза просто воспользовались этими активами. Вы согласны с этим?
— Я еще раз повторю: что бы мы не сказали о Комсомоле, все можно будет подтвердить, все является правдой. Были такие люди, которые сколотили себе состояние после развала Советского Союза. Но я еще раз хочу ему напомнить, надо помнить о чем мы говорим, мы говорим об организации, в которой было 95 процентов живших тогда молодых людей. Поэтому, куда вы пальцем не ткнете, в 95 случаях из 100 попадете в бывшего комсомольца. А он может быть кем угодно: и богатым, и бедным, и умным, и глупым, и честным, и подлым. Каким угодно.
Да, был некий двойной стандарт. Меня сейчас удивляет, как люди, которые в свое время доказывали необходимость социальной справедливости, вдруг так быстро стали мультимиллионерами. Ничего плохого в этом, кстати, я не вижу. Деньги должны двигаться, их для этого изобрели. Это средство обмена, как кровь в человеке. Когда она движется по венам нормально, человек жив и здоров. Деньги — это средство нашего взаимодействия, но если они где-то остановились, как и кровь, то возникают болезни, нарывы. Также в идеологии и во всем остальном. А из этих нарывов возникает революция 17-го года, а в революции возникает Комсомол.
Поэтому мы-то в 19863–1990 годах как раз пришли к пониманию необходимости восстановить нормальное кровообращение, чтобы все эти тромбы пробить. Но получилось не очень. Не удалось изменить общество в интересах людей, которые хотят свободно жить и трудиться. Когда я увидел в 90-м году, что не получается, то я ушел. Я заявил на съезде, что я ухожу, потому что тогда начало просматриваться уже то, чего я не хотел.
— Как вы думаете сейчас есть люди, которые могли бы поехать на комсомольскую стройку?
— Если бы было по-честному, без воровства, казнокрадства, нэпатизма, этих детишек золотых, мажоров, такие люди нашлись бы всегда. Стране надо расти и выжить, набрать мощи опять. А для этого нужно всем вложиться и вкалывать, как надо. А не так, что одни — в Куршавель, а другие — в забой. Люди — всегда люди, всегда имеют чувство любви к Родине. Нормальные люди думают о своих потомках, а не прогулять 20 лет и все потратить, а потом наши дети опять будут вынуждены что-то вроде революции проводить, мобилизации. Поэтому я уверен, что если бы это было сказано и сделано по-честному, то такие люди всегда бы нашлись. Пусть это называлось бы по-другому — какая разница?
Беседовал Антон Фролов
К публикации подготовил Юрий Кондратьев