Общеизвестно, что марксизм ставит во главу угла идею международной солидарности рабочих, а не просто идею дружбы народов, которая при всей своей абстрактной привлекательности в условиях империализма или превращается в пустой звук или превращается в идеологическое прикрытие эксплуатации бедных стран капиталистами богатых стран. После Великой Октябрьской революции на долгое время основным лозунгом коммунистов в международных отношениях становится лозунг мировой революции. Но национальное чувство в непролетарских слоях населения изживается не так уж просто, и с этим приходилось считаться в условиях Советской страны, где эти слои составляли большинство.
Идея использовать исторический факт добровольного перехода восставших против польского короля украинских казаков и крестьян в подданство к русскому царю в целях укрепления советского патриотизма, появилась еще в тридцатые годы. Появился ряд художественных произведений, прославляющих это событие, переиздавались произведения дореволюционных писателей, пропагандирующих запорожскую романтику. В ходе Великой Отечественной войны эта идея получила прямую государственную поддержку. Наряду с орденами Суворова, Кутузова, Нахимова и медали Ушакова, был учрежден и орден Богдана Хмельницкого. Учреждение этого ордена, широчайший прокат выпущенного в 1941 году замечательного фильма "Богдан Хмельницкий", продолжение вещания Украинского радио, не смотря на то, что Украина была оккупирована немцами, и другие мероприятия этого рода должны были наглядно продемонстрировать самым широким слоям украинских трудящихся, что война против фашистов имеет не только классовый, но и национальный характер. Эти решения легко можно было понять. Это была военная необходимость. Стоял вопрос — кто кого! Нужно было использовать любые средства, лишь бы они были эффективными. Тем более, что даже при воздействии на национальные чувства украинцев, коммунисты в те времена не забывали акцентировать внимание на вопросах классовой борьбы. Возьмите тот же фильм "Богдан Хмельницкий". В центре внимания его авторов — освободительная война украинского народа, а вовсе не Переяславская Рада.
Богдан Хмельницкий велик вовсе не тем, что выбрал своим сюзереном именно русского царя, а не польского короля, которому он верно служил до 1647 года (в том числе отличился в войне против Московского государства, за что получил от Владислава IV золотую саблю), и не турецкого султана. Богдан Хмельницкий оказался исключительной фигурой в истории, потому что он действовал по-революционному, когда этого потребовала ситуация. Казатчина, которой восхищался Маркс как образцом военной демократии, возникла задолго до Богдана. Польские феодалы и раньше притесняли богатых казаков, а те и раньше восставали против этих притеснений. Богдан Хмельницкий вошел в историю тем, что волей судьбы оказался во главе народной революционной войны.
Совершенно неслучайно именно Богдан Хмельницкий остался в памяти народной как великая личность, а его "партнер" по воссоединению, который был, бесспорно, во много раз могущественнее, московский царь Алексей Михайлович, остался одним из многочисленных царей, имя которого знакомо сегодня людям только по традиции тупо и бессмысленно зазубривать наизусть династии и даты, невесть как перекочевавшей в советскую школу с дореволюционных гимназий. Воссоединение важно не само по себе, дело не в православии и не в общих корнях. Оно является историческим событием, только потому, что оно явилось одним из следствий революционной войны украинского народа за освобождение.
Украинские националисты часто любят пофантазировать на тему, что бы было, если бы Украина не присоединилась к России в 1654 году. Какой бы она была цивилизованной и демократической, если бы она пошла по западному пути!
Но на эту тему нет необходимости фантазировать. Дело в том, что часть Украины осталась под Польшей. Эта часть после раздела Польши отошла к Австро-Венгрии, но от польского гнета не освободилась, поэтому украинское население испытывало двойной гнет.
Разумеется, что та часть украинских земель, которая отошла к России, тоже далеко не благоденствовала. Но посмотрите, что было с землями, которые оказались под властью "западной цивилизации". Это был самый дикий, самый отсталый уголок Европы. Промышленность находилась в зачаточном состоянии, сельское хозяйство велось теми же методами, что и во времена Богдана Хмельницкого, образование и медобслуживание для украинцев были практически недоступными.
Выдуманная националистами баечка о том, что именно на западной Украине началось становление украинской литературы и культуры, не выдерживает никакой критики. К средине 19 столетия на восточной Украине уже существовала целая плеяда великолепный украинских писателей: Иван Котляревский, Тарас Шевченко, Марко Вовчок (кстати, русская по происхождению), Панас Мырный (царский генерал по должности и гневный обличитель существующих порядков по призванию), Леонид Глибов и многие другие. В то же время не в меру "свидомым" украинцам будет крайне интересно узнать, что великолепный украинский писатель Иван Франко даже в 1878 году в статье "Про соціалізм" писал, например, такое: "А може самого патріотичного чуття досить для нас, поляків?" Другими словами, он осознавал себя пока вовсе не украинцем.
Все далеко не так просто, как хотелось бы националистам: как украинским, так и русским. Что было в Галиции, это поддержка национального движения русинов австрийским правительством. Цесарю нужен был противовес против полностью господствующих в крае польских панов с одной стороны и против революции — с другой. В конце концов, даже "национальный" желто-синий прапор появился как подарок то ли австрийского императора, то ли императрицы частям, сформированным из галицийских крестьян, за то, что они отличились в подавлении венгерской революции 1848 года.
Бесспорно то, что царские власти украинский язык и культуру всячески подавляли, преследовали. Но зато украинскую культуру всячески поддерживали едва ли не все прогрессивные люди России.
Вот эту связь российской и украинской прогрессивной культуры (не любой, а только прогрессивной), российского и украинского революционного движения должны мы приветствовать, развивать, лелеять. Именно революционный союз русского и украинского пролетариата, поднявший за собой крестьянство Украины и России, стал залогом первой в мире победоносной социалистической революции. Благодаря этой революции по-новому "заиграло" значение решений, принятых в Переяславе в 17 столетии. Мы не можем по-буржуазному абстрактно просто говорить о союзе народов России и Украины. Отмечая 350-летие Воссоединения, мы выдвигаем на первый план только народно-революционную составляющую борьбы в 17 столетии, а также пролетарско-революционную составляющую совместной борьбы российского и украинского пролетариата в конце 19 — начале 20 столетия. Но кроме революционной составляющей последствия Переяслава имели и реакционное значение. Царская Россия действительно стала "тюрьмой народов", в которой нашлось место и для украинцев. Причем в большей мере для рабочих и крестьян, чем для помещиков и капиталистов. Они прекрасно мирились со своими русскими коллегами. Именно против этой реакции и поднялась, завершившаяся Октябрьской революцией, новая волна революционной борьбы, в которой участвовали все народы. Под напором этой волны и вырос союз двух прогрессивных культур. И в нашей совместной жизни мы славим вовсе не царский гнет над Украиной, а совместные традиции борьбы.
Дать современную оценку воссоединения, значит понять его во всей исторической конкретности.
Это значит не только увидеть и учесть и реакционную и революционную сторону этого события, но и внутреннюю противоречивость последующей совместной истории наших народов, и периода царского гнета, и периода социалистической революции и СССР, и периода "перестройки", завершившегося реставрацией капитализма, и современного положения этого реставрированного капитализма в системе глобального империализма. Последний стирает национальные различия и ликвидирует границы лишь для того, чтобы расчистить новое пространство для все более изощренной эксплуатации пролетариата всех наций и народов.
В то же время важно видеть, что победившая буржуазия стремится восстановить националистическую идеологию, но не столько для того, чтобы противопоставить свои интересы интересам мирового капитализма, сколько для того, чтобы представить свой классовый интерес, как общий интерес всего народа, всей нации, притупив тем самым способность угнетенных классов осознать свое действительное положение и сплотиться для борьбы против угнетения. Лучшим средством для обоснования национального единства является поиск внешнего врага. Именно под этим углом буржуазные идеологи пересматривают смысл Переяславской рады. Они противопоставляют европейскость — азиатчине и т.д., в то время, как миллионы украинских пролетариев гнут свою спину как на европейских, так и на российских буржуев, потому что в своей стране родная буржуазия, занимаясь первоначальным накоплением капиталов, лишила их возможности прокормить себя и свою семью.
Мы празднуем в годовщине воссоединения именно ту революционную линию в нашей истории, которая все больше совпадает со всемирной революционной тенденцией, двигаясь от народно-революционных движений к социально-революционным, объединяя национальные революционные движения во всемирную борьбу пролетариата за уничтожение всякого угнетения. Мы отмечаем эту дату укреплением союза пролетарских коммунистических революционных отрядов России, Украины и Белоруссии с такими же отрядами в других странах, с международным рабочим и коммунистическим движением, которое в конце концов "церкви и тюрьмы сравняет с землей".
Коммунист.Ру
Переясла́вская ра́да (укр. Перея́славська ра́да) — собрание (рада) преимущественно представителей запорожского казачества во главе с гетманом Богданом Хмельницким, состоявшееся 8 (18) января 1654 года в Переяславе, на котором было принародно принято решение о подданстве казаков царю Алексею Михайловичу, скреплённое присягой на верность, а также о вхождении Войска Запорожского, территории и населения подконтрольных восставшим против польского короля казаков Киевского, Черниговского и Брацлавского воеводств Речи Посполитой.