18.11.2003 16:10

"Пророк-провидец. Такие гении являются истории только р а з"

19(8). XI. 2003 - 292 года со дня рождения Михаила Васильевича Ломоносова

ЛОМОНОСОВ - ЭТО НАШЕ ВСЕ

Направитель Российского государства

Выразитель сущности русской философии
Принято считать, что у Ломоносова нет собственно философских сочинений, в лучшем случае отмечают, что он был стихийным материалистом. Пора отказаться от этого заблуждения и вспомнить, что такое философия в высоком смысле этого слова.
В переводе с греческого на русский «философия» означает «любомудрие, любовь к мудрости». Философия возникла в недрах религии, с тем чтобы, окрепнув, выбросить свою приёмную мать вон. В Средние века она ещё оставалась «служанкой богословия», а затем окончательно стала светской наукой, по существу атеистической. В наши дни она, пожалуй, заменяет религию для неверующих людей. Для Бога нет ничего случайного и ничего необходимого, Отказавшись от Бога, философия ломает голову над соотношением случайного и необходимого. Ну, и много ли мудрости находим мы в европейских философских системах с их категориями духа и материи, времени и пространства, случайности и необходимости и т.п.? Отвечают ли они на извечные вопросы: кто такое человек, каково его призвание в этом мире, каков смыл его жизни? Не прав ли был французский философ Пьер Гассенди, утверждавший, что философия доведена до состояния «филомории», то есть «любоглупия»?
Земляки Ломоносова, поморы, труды Платона и Аристотеля вряд ли читали. Однако они хорошо понимали многие капитальные истины, часто остающиеся за пределами восприятия даже весьма учёными людьми (кстати, нельзя тут не вспомнить замечательный афоризм Лихтенштейна: «В слове учёный заключено только то, что он много учился, но из этого ещё не следует, что он чему-нибудь научился»). Вот что слышал от них в детстве будущий гений русской науки:
«Жить надо не начерно, а набело. Двух жизней на земле человеку не жить. Потому в одной своей жизни не ошибайся. Как своё призвание не исполнится, душа в человеке навсегда надорванной останется. В жизни нельзя допускать оплошность. Надо не ниже своего брать».
То, что говорили простые поморы, тем более остро ощущали те русские деятели культуры, которым было присуще обострённое восприятие нравственных ценностей эпохи. Они учили совершать с твёрдостью наш жизненный подвиг. Дарование есть поручение, должно исполнить его, несмотря ни на какие препятствия. Нужно быть на уровне дарования, а не применять то, что дано свыше, к сиюминутным своим потребностям, не унижать дар до людской прихоти, но себя и людей - поднимать к нему.
Осознав это, Ломоносов отказывается от приличного по тогдашним понятиям отцовского состояния и уходит в Москву за знаниями, движимый жаждой подвига во имя и во славу истины и России. «Мне в жизни к одному, - говорил он, - а это богатство отцово меня совсем к другому поворачивать будет».
Мне хотелось бы развить некоторые положения Е.Н.Лебедева, утверждавшего, что «Ломоносов принадлежит к числу универсальных деятелей мировой культуры, которые в своём творчестве воплотили непреходящую потребность человеческого рода постичь и освоить мир во всём его многообразии, выражали извечное стремление человека к социальной и нравственной свободе, словом и делом утверждали необходимость деятельной любви к людям». Он – «из тех гениев, которые появляются один раз - чтобы показать соотечественникам, что кроется в каждом из них, но и подавляется чуть ли не каждым». И он сам сознавал и масштаб своего дарования, и свою ответственность за его использование. Вот как раз это и обусловило крупнейший вклад Ломоносова в русскую и мировую философию, причём по коренным её вопросам: о сущности человека и смысле жизни.
Ломоносов не просто повторял постулат о том, что человек - венец творения Божьего. Учёный верил, что жизнь человеческая, если она не одухотворена, не озарена высокими идеалами, если в ней отсутствует стремление постичь смысл всего происшедшего, происходящего и имеющего произойти, - бесцельна, пуста и скучна, это измена высокому родовому предназначению человека. Творец мира требует и от своих созданий прежде всего творческого отношения к миру, чтобы они созидали, приумножали красоту и богатство окружающего мира. И Ломоносов утверждает необходимость «Божия величия» в каждом человеке.
Но как познавать мир? Западные философы всё более склонялись к тому, что решающую роль в познании мира играют рациональное начало, логические построения. Исходный пункт философии Декарта гласил: «Я мыслю, следовательно, я существую». Его английский современник и оппонент Томас Гоббс развивал учение механического материализма. Он отрицал существование души, а человека представлял как безнадёжного эгоиста. По его словам, «люди подвержены жадности, страху, гневу и остальным животным страстям», они «ищут почёта и выгод», действуют «ради пользы или славы, т.е. ради любви к себе, а не к другим». И вообще, «человек человеку волк». Поэтому Гоббс отверг высшие религиозно-теологические категории добра и зла. «Добро» - то, что нравится людям или полезно им, а «зло» - противоположные состояния (эта линия утилитаризма впоследствии в Англии лишь укреплялась и углублялась). Естественную для эгоиста «войну всех против всех» укрощает созданное на основе общественного договора государство, которое, однако, превращается в чудовище, подобное библейскому Левиафану. Продолжая линию Гоббса, Джон Локк ещё более ярко показывал эгоистическую природу человека и связанную с ней частную собственность, индивидуалистическую борьбу за самосохранение.
Современные Ломоносову деятели европейского Просвещения оставались рационалистами. Дени Дидро, который был всего на два года моложе Ломоносова и совместно с Вольтером (избранным почётным иностранным членом Санкт-петербургской Академии наук) оказал наибольшее влияние на современную ему общественную мысль, был механическим материалистом и атеистом. Идеи Монтескьё, Руссо, Гольбаха и Гельвеция вряд ли были интересны Ломоносову. С идеями немецких деятелей эпохи Просвещения Ломоносов мог знакомиться во время своего пребывания в Германии, а у профессора Христиана Вольфа (систематизатора и популяризатора философии Лейбница) он учился физике. Вольф систематизировал и обновил схоластику, в основу построения своей системы он положил метод рационалистической дедукции. Впоследствии, как известно, Гегель вообще построил грандиозную картину мироздания как системы идей.
Ломоносов же понимал, что живая истина, способная преобразовать мир, не может родиться от одного лишь интеллектуального усилия. Тут должен быть задействован весь духовный организм человека: ум, воля, совесть, талант √ всё сгорает на предельных температурах, не погибая вовсе, но превращаясь в новый вид духовной энергии, в великую идею, плодотворно воздействующую на природу и человека. В этом, между прочим, и заключалось уловленное ещё в древности главное отличие апофатического православного богословия от катафатического католического. Тот же системный подход к познанию мира возобладал впоследствии и в светской русской культуре, получив блестящее развитие в трудах основоположников славянофильства И.В.Киреевского и А.С.Хомякова.
Ломоносов не только понимал умом, но и физически чувствовал всеобщую связь каждой пылинки мироздания со всем космосом, который воспринимался им как живой организм. А потому он знал, что и познание мира, жизнь сложнее всяких абстрактных схем. Не случайно в научных и поэтических сочинениях учёного такое важное место занимает образ живого огня.
Таким образом, Ломоносов воплощал русское понимание сущности человека и смысла жизни, гораздо более высокое, чем принятое в современной ему западной философии, и передал эту эстафету последующим поколениям отечественных мыслителей.

Борец за созидательное православие
Достаточно почитать оды Ломоносова и псалмы в его переложении, чтобы убедиться в том, что их автор - глубоко верующий православный христианин. Его восхищение всемогуществом, милосердием, премудростью и человеколюбием Творца вселенной безграничны, да он и осознавал своё творчество как выражение «гласа небес». То, что сделал Ломоносов для прославления Господа, превосходит все речи церковных проповедников его времени. Да и жизнь учёного, отданная без остатка постижению истины и утверждению правды, полная забот о ближних, особенно о выходцах из «низов», благодаря его усилиям получавших доступ к просвещению, говорит о его практическом, повседневном христианстве. И тем не менее многие современные ему церковники считали Ломоносова едва ли не еретиком или даже безбожником, писали доносы о его антирелигиозной деятельности, грозили ему церковным судом. В чём же тут дело?
Ломоносов был деятельным христианином и врагом пустой и мелочной обрядности . Его интерес к Высшей истине проявился ещё на родине, когда он был свидетелем споров между старообрядцами (позиции которых на Севере были особенно прочны) и «никонианами». Ненависть к псевдохристианскому словоблудию ему могла привить «философия», преподававшаяся в Славяно-греко-латинской академии, где учащиеся должны были размышлять над такими вопросами: «Где сотворены ангелы? Могут ли они приводить в движение себя и другие тела? Как они сообщают друг другу мысли? Как велико по объёму место, занимаемое ангелами? Росла ли в раю роза без шипов?» И далее шли рассуждения о договорах с дьяволом, о колдунах и колдуньях. Да и в курсе «физики» говорилось о числе небес, их движении, о жидкости неба и о расстоянии от него до Земли.
Вообще в то время, когда менялось само представление о мироздании, и на место библейской картины мира приходила система Коперника, Церковь, мягко говоря, не одобряла научную деятельность. Раскольники, например, были просто убеждены в том, что Пётр I-это антихрист, он «учинил по еретическим книгам школы математические и академии богомерзких наук, в которых установил от звездочётия погодно печатать зловерующие календари». Но и официальная Православная Церковь не одобряла большинство начинаний Петра, особенно связанных с популяризацией научной картины мира. Даже когда Пётр лично редактировал «Книгу мироздания» (по Гюйгенсу), церковники всячески тормозили её издание. Ещё Татищев писал о противодействии Церкви распространению научных знаний. Синод требовал запрещения перевода книги Фонтенеля «Разговоры о множестве миров» и вообще выступал «против натуралистов, фармазонов и ожесточённых безбожников».
Ломоносов, наблюдая солнечное затмение, на 30 лет раньше, чем западные астрономы, открыл наличие атмосферы на Венере. Это вызвало приступ ярости у церковников. Но особенно обострились его отношения с ними после того, как он выпустил антицерковный памфлет «Гимн бороде», тут дело могло бы дойти и до церковного проклятия, тем более что вызванный на суд, учёный отвечал резко, нимало не опасаясь последствий.
Напряжённые отношения между Ломоносовым и Церковью во многом объяснялись общей атмосферой духовной жизни в России в царствование Елизаветы Петровны. Императрица была набожна и суеверна, но любила жить так, чтобы дух захватывало. Она сама то молилась до обмороков, то танцевала до упаду. Ни о какой христианской жизни её по существу не могло быть и речи, она любила выпить и поесть, жила в роскоши, меняла любовников, со страстью предавалась охоте, превращала всю свою жизнь в сплошной праздник. Зато в положенное время она постилась, совершала длительные паломничества по монастырям, особенно любила поездки в Троице-Сергиеву лавру, в её покоях постоянно проживали какие-то старицы и ворожеи. Словом, это была типичная представительница обрядового православия, что было очень по душе церковным иерархам.
Даже такой лояльный биограф религиозных подвижников России как Е.Поселянин вынужден признать, что в царствование Елизаветы Петровны «высшее духовенство чепесчур предавалось роскоши и мало помышляло об удручении плоти. Так, соборные страцы и настоятели монастырей носили бархатные и шёлковые рясы, исподнее платье с пряжками серебряными и золотыми, обувались в шёлковые чулки. У архимандрита Гедеона Криновского, знаменитого проповедника, который одно время был настоятелем Сергиевой Лавры, помещицы более чем ста тысяч душ крестьян, были, как говорит предание, на башмаках бриллиантовые пряжки ценою в 10 000 рублей (когда корова стоила вряд ли дороже рубля - М.А.)... Вообще Лавра пользовалась изобилием во всём.Она славилась в то время медами, пивами и квасами. Виноградные вина выписывались бочками, рыбы свозились от собственных её рыбных ловлей. Пред всенощной в северный и южный алтарь приносились вёдра с пивом, мёдом и квасом для клиросных». За всенощной в алтаре, после благословения хлебов, служащим подавали красное вино в чарках. Каждому монаху ежедневно отпускались: бутылка хорошего кагору, штоф пенного вина, по кунгану мёда, пива и квасу».
Ломоносов не был аскетом и любил выпить с друзьями в минуту отдохновения, но всё же такой образ жизни церковных иерархов и монахов не мог вызывать у него уважения. Так что оснований для взаимной неприязни у него и у иерархов Церкви было более чем достаточно.
Это накладывалось на коренное различие русской православной мысли и научных изысканий учёного. Историки, в том числе и церковные, отмечают как удивительный факт то, что Русь приняла православие (причём веру вместе с суевериями, апокрифами и оккультными науками) от Византии, но это не вызвало развития русской богословской мысли. Протоиерей профессор В.В.Зеньковский объясняет это тем, что «христианство появилось на Руси тогда, когда в Византии уже закончилась эпоха догматических движений,.. отчего русское религиозное сознание воспринимало христианскую доктрину , как нечто завершённое и не подлежащее анализу. Нигде мы не замечаем признаков значительного противления русского духа византизму».
Тот, кто знает, какова была мертвящая сила этого византизма , поймет, насколько резко против него должен был выступать Ломоносов. Он был убеждённым сторонником творческого, созидательного православия, которое ставит на первый план не соблюдение обрядности, а подражание Христу, жизнь в Боге, Который продолжает творить мир и призывает человека в Свои соработники. Преклоняясь перед подвигом Христа, ломоносов славит и подвиг Коперника, подчёркивая в обоих случаях предельное одиночество духовно свободных людей среди рабов. Такие подвижники сами идут на муки - ради истины, ради духовного освобождения людей.
Эти мысли Ломоносова е были поняты лишь немногими его современниками. Несколько позднее один из самых чистых русских людей святитель Тихон Задонский, прекрасно знавший православную богословскую литературу, тем не менее написал шесть книг «Об истинном христианстве». Значит, уже он понимал, что кроме обычного христианства, сводящегося в основном к обрядовой стороне, есть (или, по крайней мере, должно быть) христианство истинное. Но единственную попытку освободить русское православие от мертвящего гнёта византизма предпринял великий русский богослов, профессор Московской духовной академии М.М.Тареев, научная деятельность которого, к сожалению, оборвалась в 1017 году (сам он умер в Москве в 1927 году). Так что в этой своей части научное наследие Ломоносова ещё ждёт своего продолжателя.
В пословице-загадке о Ломоносове, которую я привёл выше, о нём говорится как о пророке, предсказывающем будущее, и это тоже не случайно. Известно, что Ломоносов, будучи в Германии, увидел во сне необитаемый остров на Русском Севере и своего отца, умирающего там. Впоследствии так и оказалось, рыбаки нашли умершего Василия Дорофеевича именно на том острове и похоронили его. Так что дар провидения был дан Ломоносову, а он просто так Господом людям не даётся.

Идеолог грядущего русского века

Великий поэт и реформатор языка

Воплощение лучшего в национальном характере
Наконец, Ломоносов оказал громадное влияние на развитие всей русской мысли своим личным примером. В русском обществе надолго утвердился созданный им идеал общественной жизни: «Истекает злато и сребро из недр земных - избавляются подданные от тягостей; земля не обагряется российскою кровию ни внутрь, ни вне государства; умножается народ, и доходы прирастают; возвышаются великолепныя здания, исправляются суды, насаждаются науки среди государства, повсюду возлюбленная тишина». И образ гения, вышедшего из самых «низов», и поднявшегося на вершину культуры и славы, более того, показавшего, чего может добиться каждый человек, если он не зароет свой талант в землю, не потратит жизнь на мелочи, вдохновлял не одно поколение русских людей.
Ещё при жизни Ломоносова была сочинена такая стихотворная подпись под его портретом, иллюстрирующим собрание сочинений учёного:
«Московской здесь Парнас изобразил витию,
Что чистый слог стихов и прозы ввёл в Россию,
Что в Риме Цицерон и что Вергилий был,
То он один в своём понятии вместил,
Открыл натуры храм богатым словом Россов,
Пример их остроты в науках – Ломоносов».
Особенно внимательно изучал жизнь Ломоносова Пушкин, которому вслед за своим предтечей предстояло в новых исторических условиях поднять знамя национально-освободительной борьбы - уже не против немецкого, а против французского лжекультурного засилья. Он дал самую верную оценку роли великого учёного в отечественной истории:
«Ломоносов был великий человек. Между Петром 1 и Екатериной II он явился самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый русский университет; он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом».
Пушкин даже пробовал взять на себя ту роль «направителя» Российского государства, какую в целом с успехом играл в своё время Ломоносов. В представлении Пушкина, ободренного первой беседой с Николаем 1 (который назвал его тогда «умнейшим человеком в России»), рядом с царём должен стоять «небом избранный певец», «тайный советник вождя», если употребить ставшее недавно популярным выражение. Правда, это удалось ему меньше, чем Ломоносову, тут сказались как объективные, так и субъективные причины. Но это уже другая тема.
Исследователи творчества Ломоносова неоднократно отмечали, что в нём нашли отражение лучшие стороны русского национального характера: упорство и бескорыстие в труде, самоотверженность, патриотизм и мирная, гуманистическая устремлённость творчества. Ломоносов будто явился, чтобы подтвердить характеристику Радищева: «Твёрдость в предприятиях, неутомимость в исполнении - суть качества, отличающие народ Российский. О народ, к величию и славе рождённый!» Белинский говорил о Ломоносове, что это – «великий характер, явление, делающее честь человеческой природе и русскому имени».
А в быту Ломоносов был весёлым, гостеприимным, уверенным в себе человеком, с достоинством прошедшим свой жизненный путь, правда, вспыльчивым, но и отходчивым. Высокий, сильный, с сильным голосом, прекрасный оратор, он умел за себя постоять и за словом в карман не лез. Потому-то уже упоминавшийся адмирал Панин сказал о Ломоносове: «Велик, умён, но предерзостен и через сие нелюбим».
Вот уже полтора столетия звучит в России крылатая фраза: «Пушкин - это наше всё». И только однажды мне довелось услышать: «Это неправильно. Ломоносов - вот наше всё». Пушкин рос в высококультурной семье, с раннего детства воспринимая сокровища литературы и искусства. Правда, впоследствии ему приходилось много сил потратить на то, чтобы освободиться от гнёта тогда уже быстро шедшей к закату европейской культуры, которая оказывала страшное разлагающее влияние на российскую интеллигенцию. Ломоносов начинал своё развитие с нуля, затем из блистательного Петербурга попав в немецкое захолустье, навсегда составил себе правильное представление об убожестве современной ему Европы. Не буду спорить, наверное, правильнее будет сказать, что эти два гения стоят во главе целой шеренги великих русских людей, которые, хотя и ушли уже из жизни, но и в нашей сегодняшней борьбе за свободу, независимость и процветание Родины стоят в наших рядах.