Чернобыльский батюшка. «У нас даже черные аисты уже есть…»

Отец Дионисий так бесшумно поднялся по скрипучей лестнице гостиницы Оптиной Пустыни, что увидев его, я не сразу понял: явь ли это?
Передо мной стоял высокий человек в темной монашеской одежде. Лицо бледное, одухотворенное. Я спросил:
- Чаю не хотите? У меня и мед есть.
- Очень хочу, — охотно ответил он. Я понял, что весь день молясь с братией, он забыл даже поесть.
После чая началась наша беседа.
- Я — иеромонах Дионисий. Священник. Прохожу послушание в Белой Руси, в Чернобыльской зоне. С самого начала, когда она стала — зоной. Служу в церкви святителя Николая, в древнем граде Брагине. Люди были очень напуганы катастрофой. Они понимали одно: здесь находиться нельзя никому. А я им говорил, что надо жить с Богом, что тогда все можно победить.Это вызывало удивление и возмущение. Как так?! На что можно здесь рассчитывать?! А еще священнослужитель...
Теперь, когда прошли годы, многие возвращаются, потому что испытание бесприютностью было тяжелее страха перед радиацией, и город наш теперь восстанавливается, начал немножко преображаться. Но люди еще растерянные, и множество беженцев из бывших союзных республик к нам приезжают, их тоже нужно приобщать к духовной жизни.
- А откуда беженцы?
- Из Средней Азии, Казахстана, Азербайджана. Я прибыл в эту святую обитель, чтобы духовно подкрепиться. У нас идет брань видимая и невидимая: дьявольская и атомная. "Мирный атом" оказался враждебным.
Город Брагин в тридцати пяти километрах от реактора. Служу я здесь десять лет. У меня немного нога дает о себе знать. И если б не Господь Бог... Конечно, я часто бываю там, в самой зоне, в захороненных деревнях. Особенно часто — на Радоницу или когда везут на погребение из Минска или из других городов. Закрытая зона от города в пятистах метрах. Там шлагбаум стоит.
- Погребений много бывает?
- В последнее время — да. В основном — старость. Но и молодых много. Вчера провожал в последний путь председателя хозяйства. Ему сорок пять лет. Работал недалеко от зоны. У него была сердечная недостаточность. Нагрузки большие, перепады. Сейчас же множество недостатков, человеческой нужды. Человек надрывается. Если не поддержать духовно, не укреплять их, то многие слабеют и приводят себя к каким-то большим трудностям. Здесь люди только и держатся верой, Таинствами, богослужением. Ведь у каждого должна быть надежда, опора, чтобы бороться, противостоять. Опора одна — Господь наш Иисус Христос. Господь попустил. Значит, нужно все это победить. Испытание Богом дается ведь по силам. И с Божией помощью мы должны как-то жить и не унывать. И многим после Причастия становилось как-то лучше, легче.
- А как вы, священник, объясняете чернобыльскую беду?
- Это попущение Господне. Господь наказывает, но Он же и милует, спасает. Раз Господь попустил и такое произошло, то надо смириться с этим. А вокруг-то все живет. Земля прекрасная, очень плодородная. Я такой еще не встречал. И потому убеждал: не уезжайте, оставайтесь. Мы же знаем, что никто не ждет нас в других городах и селах. На меня смотрели враждебно. О чем он говорит? Люди просили местную власть: быстрее нас отправьте куда-нибудь. Однажды меня пригласили на митинг: успокойте их, батюшка. А я что? Опять свое.
Теперь, когда прошли годы, те люди, которые возвращаются, вспоминают мои слова. Приезжают на Родину со слезами. Жалеют, что выехали. А некоторые так там и остались, навечно. Не выдержали разлуки с родным домом. А земля, как помощница, даже лучше стала, отдохнула. Вернувшиеся благодарят Господа Бога и нас за то, что мы остались и сохранили наш город и нашу землю. Они со слезами целуют ее.
- А проверяют ее плоды? Продукты, которые родятся на этой земле, приемлемы, экологически чистые?
- Да, в основном чистые. И специалисты даже удивляются. Как такое может быть? Произошла невиданная доселе катастрофа, и люди это бедствие победили. С Богом. Такой народ нужно беречь. И эту землю.
- О детях, которые здесь рождаются, расскажите, отец Дионисий.
- Приходят молодые, просят: батюшка, благословите, и я их венчаю. Женщины в положении почаще причащаются. И деточки здоровенькие рождаются у тех, кто в церковь ходит, с Богом живет. А про всех не могу сказать.
- У вас тут ученые много работали?
- Экспедиций было много. Замерят приборами продукты, есть завышение по радиации, — совершим молебен, освятим те же продукты крещенской водой, и радиация исчезает.
Я все годы питался от той земли. И в ту запретную зону постоянно ходил. И все мои прихожане от той земли питались. В зоне я и глухарей встречал, и кабанов. Рыбу кушал оттуда. У нас даже черные аисты уже есть. Природа прекрасная. Когда возвращался из зоны, прихожане спрашивали: "Батюшка, почему ты такой веселый?"
Я отвечал: "На рыбалку сходил". Поверьте, я не юродствовал.
В Минске профессора брали у меня кровь на анализ. А потом спрашивали: "Батюшка, а почему у вас все такое — нормальное?"
Я отвечал: "Господь со мной". Я болел, но болезни у меня были не от радиации. Большие труды были. И лукавый старался все время меня оттуда выгнать, потому что я ему мешал.
- Отец Дионисий, вы могли отказаться поехать в этот приход?
- Можно было и отказаться. И уехать. Но я никогда не собирался уезжать. И по сегодняшний день об этом даже не думал. Сейчас в Брагине хороших перемен много. Если и уеду отсюда, то только потому, что я монах, и мне уже пора в монастырь. Правда храм наш Никольский еще не благоустроен. Я сколько раз обращался: помогите... Церковь в этом граде, да и везде, должна быть для всех нас помощницей великой, но она в таких тяжких условиях. Даже по сегодняшний день. Мы только в том году смогли перестелить полы. Устроить печное отопление. Сделать крепкие двери. Зимой в ней холодно.
- Отец Дионисий, как же вы все это превозмогаете?
- Господь и Матерь Божия силы дают. Плачет о нас Царица Небесная. У нас же и беженцев много. А сколько у них бед? Они же, в
первую очередь идут в храм, к батюшке. Человеку надо помочь обрести себя. Такие есть трудные прихожане, что и вспоминать тяжело. Брагин с его зоной — эпицентр чернобыльской беды. И в эту зону едут люди, потому что им больше деваться некуда.
Каждый год 26 апреля у нас день памяти. И глядя на местных и пришлых людей, я думаю: Церковь нужно охранять, она единственная, кто за всех нас. Церковь — наша мать. Ее двери всегда открыты. Все горемычные люди не миновали нашего дома. И всякие трудности мы разрешали с Божией помощью.
- Вам, наверно, приходится больше хоронить, чем крестить?
- В последнее время похороны участились. Были такие периоды, что в каждом доме — погребение. Часто просят меня: "Батюшка, поедемте в зону закрытую, повезем папу..." Они проходят мимо своего домика, а он разрушен... Как это все тяжело переживается. И приходят им такие мысли: лучше бы остались дома — пережить беду на родине легче, чем на чужбине.
- А как здоровье местных людей?
- Болезни были. И мы не знаем, что еще нам грозит, но по вере нашей многие исцелялись. У нас были молебны, акафисты. Люди исповедовались, причащались Тела и Крови Христовой... И когда иных потом врачи проверяли, они просто своим глазам не верили. К примеру, у одного мальчика, Володи, он сейчас в Минске живет, ножки отказывали, и другие были немощи. И вот мама стала часто приводить его в церковь. Я его исповедовал, причащал. И он выздоровел. Восстановились волосы. Щитовидка пришла в норму. Ходить стал нормально. Все прихожане это видели. А врачи удивлялись.
Сейчас мы уже как-то успокаиваемся. А какое нужно было терпение во все эти годы. Наш народ брал на себя подвиг остаться в невидимом зле, таящем неведомые опасности. И переносил всякие скорби. И теперь мы уже не боимся никаких последствий. Мы победили — радуемся, благодарим Господа Бога. Я сегодня с таким волнением приехал в эту святую обитель укрепить дух свой. Враг же сильный. И в те времена, сразу после катасторофы, он очень глубоко уязвлял. Нападало и уныние, и отчаяние, стремясь нас разрушить изнутри, расточить нашу веру, нашу паству, нашу родину, нашу землю.
- Отец Дионисий, а как бесы вели себя?
- Страшно, но мне говорить об этом не хочется. Попущение Господнее... Но Господь знает, видит и будет помогать еще больше. И Матерь Божия. Да, в это время бесы очень страшные, когда люди верующие стараются противостоять заразе внешней и страху, они сильно восстают. Здесь идет борьба не на жизнь, а насмерть... Об этом так просто не расскажешь. Да и нельзя рассказывать.
- А нет церкви ближе к эпицентру взрыва?
- Вот туда я просился, признаюсь вам. В четырех километрах от реакторов храм Архистратига Михаила. Там есть все для уединения. Конечно, паства не пошла бы, но я хотел церковь сохранить. Приехал к ней вместе с военными. Они начали измерять радиацию, а потом и говорят: "Батюшка, за оградой этого храма прибор зашкаливает, а внутри ограды и в самом храме ничего нет — чисто". В газетах было об этом написано.
- А из-за психических переживаний не было у людей тяги к самоубийству?
- Бывали такие случаи. Но мы в церкви молитвами отводили людей от этой пагубы. Скажу еще вот что: чернобыльское испытание сплотило нас, как в войну, и победили с Господом Богом.

Алексей Пряшников,
"Русский Дом"