Пять веков назад, в 1525 году, вышла Библия, которая изменила не только историю религиозного книгоиздания, но и подход Европы к картам, пространству и священной географии. Издание Кристофера Фрошауэра, увидевшее свет в Цюрихе, стало первой Библией, снабжённой картой. Сегодня эта годовщина прошла почти незамеченной, но именно она положила начало традиции, которая навсегда изменила восприятие Священного Писания.
Этот первый картографический опыт, однако, был далёк от совершенства. Наоборот: он был поразительно ошибочным. Главная географическая карта Ветхого Завета оказалась повёрнутой по оси север–юг, в результате чего Средиземное море оказалось не на западе от Палестины, как в реальности, а на востоке.
По мнению профессора кафедры толкования Ветхого Завета Кембриджского университета Натана Макдональда, подобная ошибка кажется невероятной с точки зрения современного картографа, но она стала красноречивым свидетельством: Европа первой трети XVI века имела весьма смутные представления о географии Ближнего Востока.
Автором карты был знаменитый художник и гравёр эпохи Возрождения Лукас Кранах Старший. Он создал её примерно за десять лет до печати библейского издания. Карта написана на латыни и представляет собой попытку совместить священный ландшафт Палестины с визуальными традициями европейской картографии.
На изображении можно разглядеть Иерусалим, Вифлеем, хребты Синая и маршрут исхода из Египта. В центре композиции — путь израильтян, изображённых с шатрами и походными сценами. Но при этом сама Палестина выглядит скорее как европейская провинция: плотные ряды деревьев, обнесённые стенами города и неправильная, чрезмерно изрезанная береговая линия. Река Иордан изображена с резким изгибом к Мёртвому морю, что полностью расходится с реальностью.
Карта Кранаха стала отражением того факта, что европейцы знали о Святой земле куда меньше, чем о Франции или Испании. Она не была частью их повседневной географии — она была частью их воображения.
XVI век стал моментом триумфального возвращения древнегреческой науки на европейскую сцену. С появлением печатных станков Европа заново открыла труды Птолемея — греко-римского географа II века. Его «Космография», воспроизведённая в десятках изданий, произвела революцию: европейцы увидели карты, построенные по принципу широты, долготы и геометрической сетки.
После этого издатели стремительно перешли от средневековых символических карт к «реалистичным». Стали появляться современные карты Франции, Испании, Скандинавии — с ориентацией на север, точными береговыми линиями и достоверным расположением городов.
Эти карты быстро вытеснили mappa mundi — «карты мира» средневековой традиции, которые показывали не столько географическую реальность, сколько богословскую картину мироздания. Самая известная из них — Херефордская карта мира (около 1300 года), где Иерусалим находится в центре земли, восток — наверху, а Британские острова — скромно смещены вниз.
Но была одна территория, которая не поддавалась модернизации: Палестина.
В изданиях Птолемея неизменно присутствовала «современная карта Святой земли». Но современность эта была условной. По сути это была переработанная средневековая карта: восток наверху, запад внизу, расстояния измерялись не по координатам, а по клеточной сетке. На карте указывались древние города, многие из которых давно перестали существовать. Она демонстрировала Палестину не как часть Османской империи начала XVI века, а как идеализированное пространство религиозных традиций.
Фактически издатели продавали не географическую карту, а сакральную.
Карта Кранаха оказалась гибридом двух традиций:
Меридианы и параллели присутствуют, но ориентация наклонена. Изображение реалистично, но наполнено сценами из жизни древних евреев. Это была карта, созданная не для того, чтобы ориентироваться на местности, а для того, чтобы пройти глазами путь Израиля от рабства к земле обетованной.
В XVI веке Палестина была частью Османской империи — политически закрытой и географически отдалённой от европейских путешественников. Европейцев интересовала не современная территория, а её сакральное прошлое. В их представлениях Святая земля была частью библейского мира, существующего вне времени.
Поэтому в Библиях изображались города, которые были важны две тысячи лет назад, но никак не отражали реальную географию XVI века. Они были частью духовного ландшафта, а не политического.
Особенно важным был элемент карты, делящий Палестину на двенадцать племенных территорий. Это деление было не просто историческим описанием. Для христиан Европы оно символизировало преемственность: христианство как наследник Израиля, Новый Завет как продолжение Ветхого.
Но в эпоху раннего Нового времени линии на картах постепенно меняли смысл. Из символических они превращались в политические. Карты, насыщенные границами, стали инструментом оформления суверенных государств.
Таким образом, карта в Библии невольно придала религиозное оправдание новому миру, разделённому границами.
То, что раньше было знаком божественного завета, стало обозначением человеческой власти.
После издания Фрошауэра издатели Библий начали активно экспериментировать с картами. Но уже в конце XVI века сложился устойчивый набор из четырёх карт:
Это создало гармонию: две карты Ветхого Завета и две Нового, две карты путешествий и две карты Святой земли. Такой набор закрепил в сознании читателей идею единства истории от Моисея до апостолов.
Первая карта в Библии стала вехой не только в истории печати, но и в истории мировосприятия. Она превратила Священное Писание в своеобразный ренессансный атлас — но в то же время усилила христианское представление о духовном превосходстве над иудейскими традициями. Святая земля в сознании читателей стала не географической реальностью, а богословским пространством, выходящим за пределы современного мира.
Иронично, но перевёрнутая карта Палестины стала началом нового этапа европейской картографии. Ошибка Кранаха показала, что Европа готова к картам, но ещё не готова к географической объективности. Она хотела видеть мир не таким, как он есть, а таким, каким он должен быть в свете библейской истории.
И в этом — главный урок: карта в Библии стала символом эпохи, когда границы между верой, воображением и наукой были размыты. Но именно эта размытость породила современное картографическое мышление и помогла сформировать политический ландшафт мира, в котором мы живём сегодня.