В тюремных архивах Франции имя Латюда остаётся фигурой, которая прославилась не преступлением, а тем, что смогла нарушить устойчивый порядок сил, основанный на страхе и невозможности бегства.
— Кроме того, сидя в тюрьме двенадцать лет, я перебрал в уме все знаменитые побеги. Я увидел, что они удавались редко. Счастливые побеги, увенчанные полным успехом, это те, над которыми долго думали, которые медленно подготовлялись. Так герцог Бофор бежал из Венсенского замка, аббат Дюбюкуа из Фор-Левека, а Латюд из Бастилии. Есть ещё побеги случайные; это — самые лучшие, поверьте мне, подождём благоприятного случая и, если он представится, воспользуемся им, — делился с Эдмоном Дантесом аббат Фариа в романе "Граф Монте-Кристо".
А вот и реальная история, на гвоздь которой Дюма-отец не успел повесить свой очередной роман.
Жан-Анри Латюд родился 24 марта 1725 года в замке Крезе, "в окрестностях Монтаньяка, в Лангедоке, в поместье, принадлежавшем моему отцу, маркизу Латюду". Его отец был офицером, кавалером ордена Святого Людовика, но заботы о сыне не проявлял. Латюду пришлось "с ранних лет самому пробивать себе дорогу".
Получив хорошее образование и "зная недурно математику", он в 1747 году поступил в сапёрный полк, хотя и признавал позднее, что служил "не в качестве инженера, как он пишет, а в более скромном звании военного фельдшера". После окончания войны с Голландией он оказался без службы и перебрался в Париж.
Там он "кое-как перебивался… приготовляя пилюли и помаду" для аптекаря. Столица давала два варианта — тихое выживание или попытку резко вырваться вверх.
Весной 1749 года честолюбец оказался в саду Тюильри, где услышал разговор двух мужчин, негодующих по поводу особы маркизы Помпадур.
Он вспоминал: "Огонь гнева, горевший в их сердцах, воспламенил мой ум, и у меня мгновенно мелькнула мысль о том, что я, кажется, нашёл способ повернуть в мою сторону колесо фортуны".
Зародилась идея, которую он описал без прикрас: "А что, — подумал я, — если донести фаворитке короля о том, какого о ней мнения народ?"
Он отправил маркизе коробочку "совершенно безвредного порошка" и поехал в Версаль, чтобы рассказать о "заговоре". Помпадур поблагодарила, но попросила записать адрес доброхота. Оба адреса, написанные одной и той же рукой, выдали беднягу с головой.
Через несколько часов метресса проверила порошок на животных, убедившись в его безвредности, сверила почерк и распорядилось немедленно арестовать Латюда.
"Меня грубо усадили в фиакр и около восьми часов вечера доставили в Бастилию", — плакался в своих воспоминаниях несчастный.
В Бастилии его встретили так, как было принято: "обыскав с ног до головы, облачили в грязные, отвратительные лохмотья". Следователь Берье казался исключением: "его доброта и мягкое обращение внушили мне доверие". Он считал, что перед ним не преступник, а "обдуманная и извинительная шалость", но перед Помпадур Берье был бессилен и "с грустью сообщил о своей неудаче".
Чтобы облегчить положение Латюда, ему посадили в камеру соседа — Иосифа Абузагло, которые быстро подружились и поклялись: кто выйдет первым — поможет другому. Однако именно эта клятва стала причиной их разлуки. Тюремщики подслушивали разговоры. И когда услышали обсуждение будущего побега, решили убрать одного.
В сентябре 1749 года трое надзирателей вошли в камеру и объявили о "моём освобождении". Абузагло бросился его "обнимать и целовать", умоляя не забыть клятву. Но едва Латюд вышел из камеры, страж усмехнувшись сказал, что его переводят в Венсенский замок. Обман стал поворотным моментом. Латюд понял: спасение — дело рук самих утопающих.
В Венсене условия оказались тяжелее. Латюд захворал. Стражники отличались неумолимостью: "это были настоящие палачи, одно присутствие которых причиняло мне невыразимые терзания".
Единственной переменой стал перевод в более просторную камеру "в большой круглой башне". Сквозь узкое окно он видел поля и леса. Так появилось то, что станет постоянным мотивом его побегов: вид свободы за решёткой.
Он вспоминал: "Зрелище полей и лесов поддерживало моё мужество… Но вместе с тем я понял, наконец, что свободу я обрету только своими собственными силами".
С этого момента Латюд начал наблюдать время смены стражи, расположение укреплений, состояние решёток и стен, поведение надзирателей. Так случился его первый побег — один из самых дерзких в 18-м веке.
Приготовления заняли недели. Он свивал верёвку из простыней, лохмотьев и любых доступных нитей. Делал всё тайно — если бы стражи нашли хотя бы один узел, побег был бы невозможен.
В дождливую ночь, когда ветер заглушал шум, он привязал верёвку к решётке, выбрал момент и начал спускаться по мокрому камню. Ему удалось достичь рва, преодолеть внешнюю стену и уйти в леса. Несколько недель он оставался на свободе.
Больше всего поражало тюремщиков то, что он сбежал не из Бастилии, а из Венсена, узилища, считавшегося более надёжным во всех смыслах.
Его поймали случайно, опознав по приметам. Но уже многим стало известно, как один человек сумел преодолеть стены и двери темницы, которую считали неприступной.
После поимки положение Латюда изменилось. Его начали считать опасным, его камера стала ещё более суровой. Но внутреннее решение оставалось прежним. Он использовал слабость стражников: изображал тяжёлого больного, добиваясь уменьшения контроля. Во время "приступов" стражники входили реже и не проверяли решётку тщательно.
Используя эту передышку, Латюд смог незаметно подточить крепления. Подготовка заняла месяцы. Он ждал момента, когда стража расслабится. Такой момент настал ночью.
Латюд вышел через окно, спустился по новой верёвке и снова ушёл в лесные районы. Второй побег был короче — его поймали быстрее. Но на тюремную администрацию он произвёл ещё более сильный эффект, чем первый.
Третий побег выделяется особенно. Тут нет ни грубой силы, ни подпиленных решёток. Это чисто психологический манёвр. Заключённый изображал сломленного узника — послушного, спокойного, безобидного. Он говорил с надзирателями тихо, вежливо, без вызова. Он вызывал лишь сочувствие.
Надзиратель однажды сказал ему: "Жаль тебя. Ты не такой, как остальные".
В ночь, когда страж прикорнул, Латюд использовал служебный проход и выбрался из тюрьмы в третий раз, который окончательно закрепил его репутацию "неудержимого". В отчётах того времени подчёркивалось: он "способен нарушить любые преграды".
Его вновь поймали. Но теперь главным преступлением считались не его мнимые преступления, а именно побеги.
В наказание за бегства Латюда отправили не обратно в Венсен или Бастилию, а в Бисетр — учреждение, где содержали душевнобольных и "опасных" узников. Семь лет он просидел в Бисетре вместе с сумасшедшими. Это были годы тяжелейших испытаний. Но, как он сам отмечал, физическое здоровье он поддерживал гимнастикой. После Бисетра он был переведён ещё в несколько мест, но условия его содержания оставались одинаково суровыми.
К моменту его освобождения прошло 35 лет. Латюд вышел на свободу человеком пожилым, но не разрушенным. Его описывают как жизнерадостного, острого на слово и физически подвижного. Он "усердно занимался гимнастикой, чтобы предохранить себя от подагры".
Умер он в январе 1805 года, в возрасте 80 лет.
Его мемуары считаются "незаменимым источником" об устройстве тюрем старого режима (Ancien Régime). Многие сведения из них подтверждены документами.