Сто лет каторги

Ангольская бригада стояла близ местечка Анжива. Невдалеке советские специалисты возводили трехкилометровый мост через реку Кунене, который должен был связать две ангольские территории. В ангольской бригаде в числе 12 советских военных советников находился и прапорщик Пестрецов.

Фото: Сто лет каторги

Сто лет каторги

Обстановка в Анголе была сложной. Здесь не было границ. И не было власти. Кто кого косил из автоматов и пулеметов или сжигал залпами НУРСов, разобраться было сложно. Войска ФАПЛА бились с батальонами Савимби, провозгласившего «Африка - для черных» и пускавшего цепи своих бойцов впереди белых юаровских наемников.

27 августа 1981 года на ангольскую бригаду обрушился шквал огня. Хорошо зная, видимо, из разведданных расположение бригады, юаровская артиллерия била прямой наводкой по позициям, с неба на штаб и позиции пикировали самолеты и вертолеты. Зажатая в кольцо бригада медленно умирала. В горячке боя Пестрецов видел, как пуля сразила жену подполковника Киреева Лиду. Евгений Киреев подполз к жене, приподнял ее и тут же получил пулю в спину.

Когда огонь стих, Николай ужаснулся от обилия трупов вокруг. Невдалеке лежали Киреевы, чуть дальше майор, советский советник замполита ангольской бригады. И что самое страшное - жена Николая - Ядвига. Он подполз к жене, приподнялся и тут же получил удар по голове. Падая, прапорщик нажал на спусковой крючок АКМ.

Так прапорщик Советской Армии оказался сначала в тюрьме, где африканцы держали своих дезертиров, а затем в одиночке в Кейптауне. Камера - полтора на три метра. Теснота, духота. До окна, почти сплошь закрытыми металлическими пластинами, не достать. И постоянные допросы, постоянный вопрос: « Почему ты не сдался в плен, а стрелял в солдат армии ЮАР?

И каждый раз прапорщик объяснял, что любой советский мужчина, отслуживший в армии, умеет обращаться с оружием, что Южно-Африканская республика не объявляла официально войну Анголе. И поэтому, как иностранный специалист, не смог за 24 часа покинуть страну

Как только Пестрецов отказывался отвечать, ему тут же на допросе надевали японские наручники - легкие, из «нержавейки». При резком движении человека складывает пополам, туловище к ногам притягивает. Не раз в первые недели он получал и нунчаками по голени. Причем, били умеючи, чтобы не раздробить кость. Тут же прижигали йодом. Один «мордоворот» для развлечения втыкал советскому прапорщику нож в икры, выворачивал руки, ломал в суставах пальцы, или просто катал строптивого «русского коммуниста» по полу тяжелыми ботинками.

По признанию Пестрецова, страдал он тогда не только от физических мук, столько от неизвестности. В одиночке всякие мысли лезли в голову. Неужели его забыла Родина? Да, в принципе, кто он для Родины? Обыкновенный человек.

К тому же даже не офицер, а прапорщик. Но он гнал от себя такие мысли. Воспитанный в советском духе, он свято верил, что Родина никогда не оставляет своих сыновей в беде, что его ищут. Еще болела у Николая душа за мать: как восьмидесятилетняя старуха перенесет его исчезновение?

А к Ульяне Даниловне, в поселок Первомайский, что под Усть-Каменогорском в начале сентября прибыли два офицера из военкомата. Долго интересовались ее здоровьем, тем, как она живет, в какой помощи нуждается. А потом сообщили, что ее сын, Николай Пестрецов пропал без вести. Но мать не могла в это поверить, не верили этому братья и сестры Николая. Они начали искать брата через международный Красный Крест.

«Меня методически пытались сломать, - вспоминает Николай, - пугали, убивали страхом душу. Я сидел в одиночке, а напротив моей камеры были камеры, где сидели чернокожие пленники. По средам их куда-то уводили, а на следующий день камеры заполняли новые люди. Оказывается, в Претории казнили именно по средам».

Иногда Пестрецова приглашали к тюремному начальству, и начинался «разговор за жизнь». Дескать, ждет тебя русский специалист за убийство солдат армии ЮАР 100 лет каторги. Но, учитывая то, что ты потерял тут близкого человека, скостят тебе срок до 50 лет. Или проси политического убежища. Тогда мы посылаем тебя на курсы английского, а дальше предоставляем работу. Какую работу, Николай догадывался.

Неоднократно Николаю предлагали работу по специальности. ЮАРовцы захватили много наших машин, разобраться в них не могли. Но на предложение постоянно следовал ответ: «Я с вами контракт не подписывал».

Дни в заточении тянулись медленно. Разнообразия в будни узника вносили лишь переезды из тюрьмы в тюрьму. Однажды его подняли ночью, погрузили в вертолет и срочно перевезли в подземную тюрьму Блюмфентейна.

Но пропавшего советского прапорщика уже вовсю искали. В южноафриканской прессе проскочила заметка о советском узнике, и представители Красного Креста объезжали места содержания заключенных.

«На ежедневную прогулку меня постоянно выводили два охранника, - вспоминает Николай. - Однажды меня по фамилии окликнул незнакомый человек. Я поднял руку. И уже через два часа в кабинете начальника тюрьмы беседовал с представителем Красного Креста господином Муравьевым».

Муравьем говорил по-русски с сильным акцентом. Он предложил Николаю написать письмо матери. Ответ пришел буквально через несколько дней. Было это в декабре 1981 года.

Его перестали бить, стали кормить той же пищей, которую давали охране. Красный Крест настоял на том, чтобы Николая содержали в одной тюрьме и не перевозили с места на место. В одиночке появились книги: Библия, «Война и мир» Толстого, почти весь Солженицын, Георгий Марков. Бандероли, поздравления с церковными праздниками присылала русская зарубежная православная церковь.

В это время Николай подружился с охранником по имени Дени. У них нашлось много общего. Американец принес русско-английский словарь, и общались сразу на нескольких языках. Одно слово из словаря, другое на португальском.

Дни дежурства Дени были для прапорщика единственной отдушиной в однообразной тюремной жизни. Американец никогда не закрывал камеру, делился постоянно сигаретами, изредка по ночам приносил в камеру бутылку виски.

Однажды американец даже предложил Николаю план побега: 600 долларов надо было заплатить за аренду небольшого вертолета и еще 400 за топливо, чтобы этот самый вертолет доставит узника в расположение кубинцев. Но у Николая таких денег не было

Время шло, а освобождение все оттягивалось и оттягивалось. На седьмой месяц плена прапорщик Пестрецов объявил голодовку. Восемнадцать дней он ничего не ел, пил только воду. Стал похож на высохший скелет, от его восьмидесяти килограмм осталось 48. О голодовке узнал представитель Красного Креста, наорал на Николая: сам мешаешь своему освобождению.

- Многое сыграло то, что я белый, - рассказывает Николай, - Чернокожих там вообще за людей не считали, били, чем попало, куда попало. Особенно зверствовали потомки выходцев из фашистской Германии. В октябре 1982 года вновь Николая вызвали к тюремному начальству. Неизвестный ему военный в табачной форме предложил Пестрецову дать письменное согласие на захоронение жены и трех его соотечественников.

Оказывается, тела павших в том давнем бою были забальзамированы и лежали в городском морге до выяснения всех обстоятельств с Николаем. «Я не уполномочен подписывать такие бумаги, - заявил Пестрецов. - Они улетят вместе со мной».

Но освобождение вновь было отложено. Причины не назывались. Прошли ноябрьские праздники, а там скорбное известие из Москвы - умер генсек. Опять не до Пестрецова. Наконец наступило 20 ноября 1982 года.

В этот день в аэропорту Лусаки, столицы Замбии, одновременно приземлились два самолета. Николая Пестрецова, четыре гроба его боевых товарищей, кубинца Франсиско меняли на двух пленных американских летчиков и четыре тела погибших юаровцев. Представитель Красного Креста провел Николая к самолету. Все, плен для него закончился.

Уже в Союзе поручили ему выполнять и скорбную миссию доставки тел родственникам и их похороны. Затем опять была служба в той же должности командира ремонтного взвода в Московско-Минской Пролетарской дивизии. Год службы и плена ему посчитали за три, наградить ничем не наградили.

Получил он и причитающуюся ему плату за пятнадцатимесячный плен - 1972, 61 рэнд от Южной Африки. Родное государство за его пребывание в плену не заплатило ни копейки. Когда старший прапорщик запаса получал в посольстве причитающийся ему «денежный кредит Южной Африки на имя Н. Ф. Пестрецова», дипломат южноафриканского государства пригласил бывшего узника в гости. Николай вежливо отказался.

Валерий Громак