Левенштерн о Бородинском сражении: русские его не проиграли

Хорошо известно, что наши враги никогда не церемонились с русской историей. Это подтверждают и Смутные времена, и наполеоновские войны, и Великая Отечественная война.

Фото: mil.ru

В первую очередь агрессоры уничтожали памятники русской архитектуры и вывозили или сжигали рукописные памятники русской истории. Так были потеряны в разные годы немало летописей, религиозной литературы и архивы, относящиеся к нашей тысячелетней истории.

Некоторые русские архивы до сих пор пылятся на Западе, до которых нашим историкам, вероятно, пока всё недосуг. Например, в той же Швеции, наёмники которой весьма активно таскали из России немало рукописных архивов как поляки и немцы.

"Посещать друзей надо в почтовых каретах, а не в окружении стотысячной армии"

И всё же самое ценное в нашей истории представляет мемуаристика, которая выдвинулась на первый план в русской исторической литературе в XIX веке. Хотя и она нередко так и не доходила до читателей, оставаясь у потомков писавших, пропадая в огне многочисленных войн или попадая на растопку печей в лихую годину.

И всё же такой литературы достаточно, хотя многих из авторов воспоминаний открывали только через века. Такими были воспоминания Вольдемара Германа Левенштерна, прибалтийского немца, служившего в русской армии. Он принимал участие в италийских походах Суворова, после которых вышел в отставку. Переезжая с женой в Вену, он "по семейным обстоятельствам" оказался волонтёром в армии Наполеона. Уже под французскими знамёнами он совершил в 1809 году австрийский поход. Но, узнав, что Наполеон собирается в русский поход, по протекции тогдашнего военного министра России Барклая-де-Толли, был зачислен адъютантом первого армейского корпуса. Понятно, де-Толли. Так Левенштерн вновь оказался в русской армии.

О наполеоновских войнах написано немало. Даже очевидцами той страшной войны, которая стоила Наполеону огромных жертв при Бородине и впоследствии смерти на никому не известном маленьком океанском островке. Другое дело, что воспоминания Левенштерна были впервые опубликованы именно во французском военном журнале Minerva. Впрочем и неудивительно, ведь свои записи генерал русской службы писал по-французски.

Воспоминания генерала о Бородине, полагаю, могли бы войти в сборник мемуарной литературы о героизме русских воинов. 26 августа он целый день провёл на кровавом поле и был дважды ранен. Левенштерн передал лишь некоторые эпизоды той мясорубки, которые, тем не менее, могли бы прояснить некоторые эпизоды Бородинского сражения.

Сразу отмечу, что Левенштерн в ходе своих записок превозносит своего патрона Барклая, принижая руководство армией и сражением Кутузова. Это как информация к размышлению. Левенштерн полагал весьма мудрым решение Барклая затянуть кампанию до ноября и победить Наполеона "физическими условиями страны". Но народ думал иначе. И нам пришлось всё же дать сражение. Бородинское.

Автор записок признаёт, что сражение не было проиграно нашей армией. А "доблесть войск и героизм дали полное удовлетворение национальному самолюбию, обнаружив чудеса выдержки, стойкости и храбрости".

При защите одного из русских редутов "в солнечный день, который к вечеру стал туманным", Левенштерн был ранен рядом с Ермоловым. На его глазах пал Кутайсов, ранены Петерсон и Кикин.

И весьма провидчески накануне Бородина прозвучали слова Мюрата, сказанные Левенштерну, который ещё в конце июня побывал в роли русского парламентера: "Зачем так выходит, что два народа, созданные любить друг друга, воюют между собой?"

Ответ нашего генерала не заставил себя долго ждать:

"Причина этому та, что каждый из этих народов желает быть хозяином у себя дома. И посещать друзей надо в почтовых каретах, а не в окружении стотысячной армии".

На километр 100 павших лошадей и более 150 трупов французов

Конечно, можно снять фильм или написать батальную картину о сражении. Но лишь несколько предложений об одном из эпизодов Бородина скажут об этом лучше. А для этого надо было быть участником Бородинского сражения.

"Всё смешалось. Исчезли линии войск, сплочённые ряды. Дрались везде. Впереди, позади, сбоку. Враги и друзья перемешались здесь. Каре пехоты иногда были вынуждены давать залпы на все четыре стороны, так как везде были нападающие, везде был неприятель, которого надо было настигать. Находчивость и храбрость показали здесь свои высочайшие проявления", — отмечал наш генерал.

Также стоит отметить, что Левенштерн даёт нелицеприятную оценку действиям "завистливого и коварного" Бенигсена (и не он один). Но восхищается героизмом Тучкова, Раевского, Васильчикова.

"Густой туман закончил этот кровавый день, который мы считали если не выигранным, но никак не потерянным. Поле было усеяно мёртвыми. Ополчение послужило усердно, унося с поля сражения раненых. Это дало возможность солдатам не выходить из строя для уноса выбывших и не расстраивало колонны, как это происходило обычно в большинстве сражений", — заканчивал описание кровавого дня Левенштерн.

Говоря об отношениях к французским пленным, генерал сообщал, что "было ласковое". Чего, по его мнению, не скажешь о действиях наших партизан и известного всем офицера Фигнера. Позже Левенштерн становится адъютаном у Кутузова, которого он вновь критикует за его медлительность. Левенштерн считал, что не было необходимости в ряде мелких стычек с ослабевшим противником.

"Решительные удары русских могли бы избежать продолжение кампаний 1813-1814 годов", — полагал генерал.

А положение французов было адским. Многие из них считали за счастье быть взятыми в плен. Позже на них уже никто не обращал внимания, и они гибли сотнями от голода и холода. На протяжении лишь километра в районе Вильнюса Левенштерн насчитал около 100 павших лошадей и более 150 трупов французов. Конечно, положение русских было лучше. Но чувствовалась огромная усталость.

Перепрыгнув через полвека, задержимся на героической обороне Севастополя. Французский офицер Менесье, говоря отцу о боевых действиях, отмечал об обмене любезностями между французами и русскими. "Англичан русские не ставят ни во что", — писал он, говоря о рыцарстве русских офицеров.

Во время боевых действий русский генерал отослал обратно маршалу Канроберу военный крест убитого французского офицера со словами: "Можете гордиться войсками, которые вы послали на нас". Надо уважать своих врагов, как говорил Суворов. Иначе бы Бородинское сражение и русская армия не вызывали бы до сих пор дрожь и уважение у наших врагов.