История по спирали: патриотизм во времена Крымской войны и сейчас

Уже русские современники Крымской войны писали не только о всех ужасах Севастополя, но и сообщали об обычных делах жителей Российской империи, которые оставались вне театра военных действий. Конечно, в первую очередь, речь шла о литераторах прошлого, для которых нападение западных армий не прошло даром. Ведь именно тогда и появилось движение славянофилов. Как в литературе, так и в жизни.

Фото: a-a-ah. ru/event-kryimskaya-voyna-i-velikie-reformyi-alek-in-moscow

Когда в моду войдут вновь русские сарафаны

Эта эпоха была в высшей степени интересная, яркая, круто изменившая течение русской жизни, писал литератор и журналист Михаил Погодин. Тем более, что появление славянофильства стало ответом на преклонение перед Западом, который сегодня и потом выступает всё чаще агрессором против России.

Как это ни странно, но вступление на престол Александра II почему-то многим давало надежду на торжество славянофильства. В русском обществе всё чаще стали ходить слухи о введении в быт русского национального костюма. Иван Аксаков с восторгом сообщал:

"Говорят, что государь, когда его спросили о русской бороде и платье, ответил — мне всё равно. Пусть ходят в том, в чём хотят".

А когда царю представили рисунки русских бояр, он решил пока это всё отложить. Но из всех слов царя видно, что "его это интересует и ввести такие костюмы ему хотелось бы. Даже в петербургском обществе местные дамы толкуют о русских сарафанах".

Камергеров между собой переименовывают в стольники, камер-юнкеров обзывают ключниками. Именно это можно было прочитать в новостях Хомякова Погодину. Корреспонденты с мест уже писали, что в некоторых уездах от слов перешли к делу. И 12 дворян Сапожковского уезда уже переоделись в русские костюмы. Некоторые надеялись, что этот почин будет подхвачен и другими центральными областями.

Но надежда на "русскую" моду не оправдалась. Если Хомяков свободно ходил в своём армяке и при бороде в деревне, то уже в Петербурге заметил, что его "зипун" всех сильно смущает. С него взяли слово побриться. И энтузиасты поняли, что царское и придворное окружение "возвращение седой русской старины" не одобряет. Интересно, что даже Погодин, находясь за границей в 1856 году, отрастил себе длинную бороду "без мысли о возможных неприятностях". И всё же писал, что тамошние театралы подозрительно его сторонятся.

Эта борьба за бороду под далёкие канонады вражеских батарей по Крыму, которая переносила в эпоху Стоглава и Петра Великого, конечно, была культурным переживанием на фоне ещё раз подставившего нам ножку Запада.

1. С одной стороны, славянофилы, которые при Николае I попали по недоразумению охранки под название "неблагонадёжных", старались всё ещё держать своё знамя.
2. С другой стороны, также по традиции их знамя власть преследовала.

Мода на "а ля рюс" будет введена только при Николае II. Да и будет приурочена лишь к 300-летию дома Романовых. Впрочем близок к славянофилам будет и Александр III. Хотя бы по бороде и новому армейскому обмундированию.

"Что русскому здорово, то немцу смерть"

Неудачи в Крымской войне заставили взглянуть на себя несколько с другой точки зрения. И заставили подумать о существенных переменах. Как наверху, так и внизу. Неслучайно в одном из своих писем Кавелин говорил:

"Здесь, в Петербурге, общественное мнение расправляет всё более и более крылья. Нельзя и узнать больше этого караван-сарая солдатизма, палок и невежества. Всё говорит и толкует, пусть и глупо, но через это и учится. Если лет пять это продлится, общественное мнение, могучее и просвещённое, покажет позор ещё недавнего безголовья".

И действительно, с реформами нового царя Россия приобретает новое законодательство, семимильными шагами развиваются наука и техника, армия. И главное, в 1861 году отменяется главный позор России — рабство.

Не менее интересная тема тогдашнего времени и цензура, которая после Крымской войны не могла понять — она есть или её нет. Пробным камнем здесь явились сочинения Гоголя. Когда решили переиздать их, цензоры целый год думали, что бы "исключить". И дабы не проколоться, главный цензор Назимов передаёт этот вопрос министру просвещения. Не известно, чем бы это всё кончилось, если бы не вмешался великий князь Константин Николаевич, который своим рескриптом приказал печатать Гоголя без сокращений. А ведь ещё недавно цензура запрещала публиковать даже известия о нарушении таксы извозчиками.

А что же Погодин? Усвоив уже тогда входивший в моду дух отрицанья, он всё же не мог дать ответ на вопрос "Что делать?". Руководствуясь постоянно историческим опытом, своими наблюдениями над русским прошлым, он обычно давал советы, вытекавшие из одного принципа (кстати, актуальные и сейчас):

"Восток есть восток, а Запад есть запад, и потому, что русскому здорово, то немцу смерть. И наоборот".

А в этом тогда, столкнувшись с современной и лучше вооружённой европейской армией в Крыму, мы больше всего и сомневались.