В возрасте пятидесяти восьми лет царь железной хваткой правил одной шестой частью земной поверхности, сменив в 1825 году на престоле своего брата Александра I.
Хотя один американский дипломат назвал его "бесспорно самым красивым мужчиной в Европе", либералы в России и за рубежом воспринимали его как почти карикатурного самодержца с каменным лицом. Как утверждает издание "History today", его воспринимали как бесчувственного, подозрительного, стремящегося всё контролировать и упрямо сопротивляющегося любым значительным переменам. Сам царь считал себя мучеником своего долга, несущим крест, пока не иссякнут силы.
В феврале 1855 года царь простудился на светской свадьбе в Санкт-Петербурге, а на следующий день его состояние ухудшилось, когда он осматривал войска, собиравшиеся отправиться в Крым. Казалось, что ничего серьёзного не произошло, ибо вечером 1 марта его лечащий врач, доктор Мандт, заверил царицу Александру, что здоровью её мужа ничего не угрожает.
Однако, ночью доктор Мандт понял, что простуда перешла в пневмонию, и в час ночи посоветовал царю послать за священником. Царь спросил, означает ли это, что он умирает, и доктор ответил, что ему осталось всего несколько часов. Царь принял ситуацию с невозмутимым достоинством, послал за священником, чтобы тот совершил над ним таинства, и удалился от семьи, друзей и слуг. Затем он вернулся к государственным делам и велел своему сыну, будущему Александру II, попрощаться от его имени с армией, особенно с храбрыми защитниками Севастополя, и сказать им, что он будет молиться за них на том свете.
В пять часов царь спокойно продиктовал телеграммы в Москву, Варшаву и Берлин о своей кончине. Затем он велел Александру приказать гвардейским полкам прибыть во дворец, чтобы они могли присягнуть на верность новому царю после его смерти. Последними словами царя, обращёнными к Александру, была речь о том, что он хотел оставить своему сыну счастливое, хорошо устроенное царство, но провидение распорядилось иначе.
"Теперь я иду молиться за Россию, — сказал умирающий, — и за всех вас. После России я любил вас больше всего на свете. Служите России".
Доктор Мандт был глубоко тронут последними минутами жизни царя, написав:
"Никогда я не видел, чтобы кто-то так умирал. В этом исполнении долга до последнего вздоха было что-то сверхчеловеческое".