Величайшим рыцарем Средневековья англонорманская знать называла Уильяма Маршала (Williame li Mareschal), служившего пяти королям: Генриху II Плантагенету, его сыну от Алиеоноры Аквитанской — Генриху Молодому Королю, Ричарду Львиное Сердце, Иоанну Безземельному и его старшему сыну Генриху Третьему.
Прирождённый монархист, клявшийся трём Генрихам, Ричарду и Джону, появился на свет около 1147. Взрослые открыто называли те годы временем, когда "Христос и его святые спят". Когда Уильяму было лет пять, его отец — средней руки рыцарь Джон Фиц-Гилберт, в нарушение клятвы отказался сдать английскому королю Стефану Блуаскому замок, проявив при этом безразличие к судьбе своего сына, которого вынужден был оставить заложником у монарха. Хроники зафиксировали его ответ на решение Стефана отправить на виселицу малыша. Папаша будто бы сказал, что у него ещё имеются "молот и наковальни, чтобы выковать более лучших детей".
Это прозвучит дико не только для сторонников "ювенальной юстиции". Практика отдания детей в заложники исторически сложилась как в Западной Европе, так и в Византийской империи, но отказ от детей ради эфемерных политических выгод не практиковался повсеместно. Нужно быть выродком рода человеческого, чтобы отдать родную кровиночку на заклание своих интересов. Правда, ветхозаветный бог, искушая, повелел Аврааму заколоть своего единственного и любимого сына Исаака.
Для тех, кто забыл Библию, скажем, что жертвоприношение таки не состоялось. Далее, не существенные мелочи: Исаак был в состоянии сам нести дрова для костра, как полагают, ему было не менее 12-15 лет от роду. Напомним, Вилли стукнуло всего пять. А вот "единственными" сыновьями не был ни Исаак, ни Уильям. Еврейский подросток был единственным сыном лишь от законной жены Сары да и английский мальчик не числился среди первенцев Джона Фиц-Гилберта. Главное, в отличие от родоначальника еврейского народа, английский прыщ имел репутацию "слуги двух господ" (между прочим, этимология этого выражения восходит к Священному Писанию).
Жизни малютки угрожали три способа казни. Как позднее выяснилось, малыша намеревались повесить, выставив орудие смертоубийства перед крепостной стеной. Затем кому-то в голову пришло оригинальное решение поместить карапуза в катапульту, чтобы перебросить тщедушное тельце в замок. В конце концов, возобладало решение — в равной степени свойственное островитянам и степным кочевникам. Использовать Уильяма Маршала в качестве живого щита при штурме твердыни. Бесстрастный средневековый хронист свидетельствует, что мать малыша — Сибилла — сильно страдала, словно предвидя мученическую кончину сына. О чувствах отца летописи умалчивают.
В "Истории Уильяма Маршала" говорится, что король Стефан Блуаский — так себе монарх, которого подданные не уважали за несвойственную тем лихим временам гуманность, — так и не отдал приказ убить безыскусного мальчика. Когда мальчугана подвели к виселице, он попросил стражника поиграть с его копьём, собрались зарядить им катапульту, он играючи в неё забрался. Отец — подлюга, а сын его причём?
Уильям играл с королем в "рыцарей", используя в качестве мечей стебли цветов. Примерно через год Уильям вернулся к родителям и "мать была счастлива вновь увидеть сына". Уильям Маршал может и не любил своего папашу, но позднее восторгался обликом этой седой образины с единственным уцелевшим от ожогов глазом. Не вдаваясь в тонкости политических гешефтов отца, Маршал высоко ценил его вымышленные качества: преданность королю и рыцарское бесстрашие.