Космос XXI века вплотную подошел к этапу, когда становятся реальными межпланетные и даже межгалактические полеты. Россия уже заявила о намерении начать масштабное освоение Луны. Как будет развиваться космонавтика? Об этом продолжение беседы главного редактора Pravda. Ru Инны Новиковой с президентом Московского космического клуба Сергеем Жуковым.
— Мы с вами, Сергей Александрович, на тему отечественных космических программ, спланированных до 2030 года, должны поговорить. Вы считаете, что предложена не самая оптимальная программа, которая могла бы быть принята в этой сфере?
— В моем понимании должна быть иерархия государственных документов в области планирования космической деятельности. Я придерживаюсь того мнения, что у нас, как у американцев, должна быть объявлена национальная космическая политика. Это краткий документ, там страниц 15, в котором были бы четко перечислены приоритеты в области, допустим, оборонной безопасности, международного сотрудничества, какие-то новые проекты, самые главные, а может быть и нет, и принципы поддержки коммерческой деятельности. И так далее. Принципы, на которых опираются фундаментальные научные исследования, основные институты. Все приоритеты должны быть перечислены в политике. Потом желательно, чтобы был разработан стратегический план реализации этих приоритетов.
Если первый документ говорит, куда идти и что делать, то второй (стратегический план) должен показать, как делать. На основании этого стратегического плана, стратегии на среднесрочный период могут формироваться уже целевые программы. Вот тогда уже возникает слово "программа". То есть программа, целевой документ уже с деньгами, со сроками, с исполнителями, с государственным заказчиком, и так далее и тому подобное. К сожалению, у нас такой иерархии нет.
А вот, основа политики Российской Федерации в области космической деятельности до 30-го года, на мой взгляд, документ размытый. Он был принят в прошлом году, но он не лишен недостатков. Сегодня для России должны быть разработаны четкие приоритеты, мы должны сказать им, кто мы такие, где мы в мире, с кем мы идем вместе, какие направления считает актуальными. Невозможно все развивать одновременно. То есть необходимо провести самоидентификацию. После этого можно делать все остальное.
— Я правильно понимаю, что сейчас у нас нет самоидентификации и приоритетов? То есть все наше огромное количество институтов, министерств, Роскосмос, масса людей и бюджетных средств, они все распылены и движение, скажем так, если не хаотическое, то нецеленаправленное.
— Я бы сказал так, что задача приоритезации у нас не решена. У нас на сегодняшний момент приняты, на мой взгляд, правильные структурные решения. У нас есть вице-премьер, который отвечает за космонавтику — это Дмитрий Олегович Рогозин. У нас есть федеральный орган исполнительной власти, который ведает управлением космической деятельности — это Роскосмос.
У нас сейчас приняты правильные решения по реструктуризации космической промышленности. Но приоритетов страна четких не выделила. И в этом на сегодняшний момент и большая опасность, и большая возможность. И именно здесь главная задача для космической деятельности России. Надо выделить приоритеты.
Что касается чисто космических предприятий, то у нас исторически так: предприятия в основном те, которые в ракетно-технической промышленности — это либо ракетная техника, либо космическая техника.
— Ну, а какая-то авиационная?
— У нас, вы знаете, есть скорее только одно крыло, которое связано с именем Владимира Николаевич Челомея. Это центр Хруничева, это НПО машиностроения. Но это другие, авиационное стандарты. Есть крыло сугубо космическое, которое Сергея Павловича Королева. Но то крыло, которое проистекло из авиации, оно сегодня этой авиацией не занимается.
— Я нахожусь буквально в растерянности от вашей фразы о том, что у нас нет приоритетов. Прежде чем думать, куда деньги вкладывать, надо понять вообще глобально, зачем все это нужно, а получается… Может быть, не все так плохо?
— А я не думаю, что все плохо. Меня всегда будут критиковать, скажут: "Ну, как же ты говоришь, нет приоритетов? Документы все есть с названием политики и так далее". Действительно, документы есть. И приоритеты вроде как прописаны, но они прописаны не внятно. Можно, конечно, сказать мягче…
— Я понимаю, вы считаете, что невнятно, а кто-то считает, что очень внятно.
— Со мной согласны многие эксперты. Я кстати не очень давно написал письмо Дмитрию Олеговичу Рогозину с этим вопросом и предложил в рамках общественного обсуждения совместно с Роскосмосом заняться разработкой таких приоритетов. И провести их общественное обсуждение, и все-таки, чтобы президент их объявил — это важно.
У американцев там, например, раз в 10 лет национальную космическую политику объявляют. Ну, скажем Буш-младший сказал: "Идем на Луну". А Обама, когда пришел, сказал: "Нет, мы закрываем".
— "Идем на Марс", — сказал Обама.
— Нет, он сказал мягче, что мы сейчас занимаемся технологиями, которые в будущем позволят нам пойти на Марс.
Я думаю, скажем, наш президент очень многие вещи ясно объявляет, в том числе и крупные проекты. Если брать авторитет России, то я считаю, его в мире подняли Олимпиада и Паралимпиада, потрясающие проекты. Но почему нельзя объявить на уровне президента важный проект в области, допустим, космонавтики?
Я вам хочу сказать, что в рамках Роскосмоса приоритеты и задачи-то вырабатываются. Это процесс не остановим. И сегодня создана, допустим, рабочая группа по Луне. Россия разворачивается в сторону Луны. Но это не было сказано президентом прямо. Это не возведено в ранг национального проекта. Это пока усилие одного федерального органа исполнительной власти.
— Если говорить о Луне, то у нас был в гостях Георгий Довгань, участник лунной программы еще советской.
— Да, генерал Довгань был водитель лунохода
— Да-да. У них был полигон в Симферополе. А потом программу свернули, сочли, что она нецелесообразна.
— Я считаю, что это была большая трагедия советской космической программы.
— Это были политические соображения?
— Конечно. Потому что мы отстали от американцев. Американцы начали высаживаться на Луну. И мы закрыли нашу программу "Ракету Н-1". Конечно, все не просто, было четыре, если мне память не изменяет, взрыва. Хотя многие специалисты говорят, что ее, эту великую ракету, можно было довести до ума. Это была трагедия целого поколения людей. Это была трагедия настоящая. Алексей Леонов был руководителем группы космонавтов, которые должны были садиться на Луну. Был подготовлен лунный модуль. Да много всего…
— Потом все это было просто брошено и эти луноходы. Только не понятно то ли оригинал, то ли все таки копия сейчас в Америке, на каком-то Амазоне, вроде, продавались.
— Наверное, я уж не знаю. Возможно и оригинал, но нелетный образец.
— Летный ведь на Луне остался?
— Да и китайский нефритовый зайчик во многом повторяет эти решения, но на новом уровне. Так что свой вклад в мудрость научно-технического человечества, конечно, наша лунная программа внесла. Это тот случай когда, на мой взгляд, остановились неверно.
— Сергей Александрович, а какая практическая промышленная, коммерческая польза от Луны? Я понимаю, что американцы тоже слетали, попрыгали, сказали, что это шаг всего человечества, и… Американцы поняли, что пользы практической, а они очень практичные люди, для них нет. Поэтому они тоже в итоге свернули.
— Большой разговор. И я боюсь, что в этом разговоре надо быт очень осторожным. Были коллеги, которые говорили про гелий-3. Это подняли на смех. Несколько лет назад, обосновывая Луну, говорили, что мы будем собирать гелий 3-й, возить его на Землю — это будет топливо для термоядерных реакторов. Может быть, кстати, когда-то через 100 лет это и будет так, но обосновывать прагматичность использования Луны на сегодня сложно. В значительной степени, тут должна прагматика вместе с интуицией работать.
Самое общее соображение: если человечеству предстоит осваивать солнечную систему, то, вполне возможно, с Луны и надо начинать. Об этом много написано. Да, конечно, говорят о том, что там могут быть научные станции или предлагают добывать магний, алюминий, другие металлы, из которых делать конструкционные материалы, и таким образом на окололунной орбите собирать комплексы межпланетные, которые туда полетят. Можно элементы топлива добывать на Луне. А поскольку сила тяжести на Луне в шесть раз меньше, то энергетически это выгоднее, и так далее и тому подобное.
— Я вспоминаю книги фантастические, о том, что там можно строить космические корабли, которые полетят дальше. А на нашей Земле почему-то нельзя.
— Я думаю, что аргументация дальше не продвинулась. Но человеку перманентно присуще движение дальше. Есть какие-то соображения, которые толкают людей двигаться вперед, а прагматика подтянется позже.
Доказательство косвенное — китайцы туда полезли, индусы тоже. Американцы прагматичные, и я вам хочу сказать, что американцы никогда не оставляли финансирование исследования Луны. Если мне память не изменяет, что порядка 400 миллионов долларов в год у них уходит на Марс, и где-то порядка 100 миллионов долларов все равно уходит на Луну. В американском инженерном и научном сообществе всегда лунное лобби было достаточно сильным.
— Мы с вами говорили про то, что 200 планет обнаружено, которые похожи на Землю. Существует ли вероятность того, что мы туда полетим что-то изучать и расширяться, либо оттуда прилетят? Вечный такой вопрос.
— Это сложно мне сказать. Ну, допустим, пример — Валентин Витальевич Лебедев, дважды герой Советского Союза, космонавт, писатель и мыслитель. Мне доводилось читать в его статьях, что в наших физических телах мы прикованы к солнечной системе. Мы не сможем… Нам и для солнечной-то системы, для Марса или же Европы спутника Юпитера, надо будет киборгизироваться уже. Может возникнуть человечество не вполне земное в этих условиях. А вот, чтобы лететь куда-то там за миллионы лет или за сотни тысяч лет, световые годы преодолевать… Я могу только опять сослаться на фантастику или вспомнить Бартини с шестимерным пространством…
Мне представляется, что ответы на эти вопросы будут даны в рамках какой-то новой науки, может быть астрофизики, более тонкого понимания того, как устроена вселенная. И может быть не надо прямым путем туда лететь, а есть другие пути. Или в рамках космической биологии и космической этики они найдутся. Возможно, будет меняться ускоренно, управляемо эволюционировать род человеческий, для того, чтобы становиться существом космическим. Вот, и будет каким-то образом космическая этика тоже меняться.
Я позволяю себе стоять не только на научных, но и на метанаучных представлениях. Метанаука, в определении Людмилы Васильевны Шапошниковой, директора центра Рериха — это то, что скорее основано на научных, вернее, на донаучных, интуитивных представлениях. Тот свод знаний, который постепенно подтверждается наукой. То есть метанаука — это то, что идет перед наукой. Ну, во-первых, на Земле мы знаем множество концепций. Знаем христианскую концепцию вечного существования души после смерти, знаем индуистскую концепцию.
— Переселение душ, да.
— Есть попытки соединения этого и объяснения научными методами. Отсюда, думаю, попытки ученых каким-то образом инструментально показать это, как метод Кирлиана, например. Как взвесить то, что уходит, та субстанция материальная, которая уходит в момент смерти.
— 9 граммов или сколько там?
— Ну, да. Я думаю, что они, безусловно, будут как-то продолжаться. С точки зрения индуса мы смешны, мы пытаемся удлинить нашу жизнь, продлить ее максимально. Что там ее удлинять, когда я знаю, что я уйду и приду опять… Это, конечно, за гранью действующих научных представлений. Но как минимум художественными методами я бы это осваивал. И я всегда приветствовал попытки ученых, которые пытаются под это подвести строго инструментальную научную базу.
— "Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам". Факт — то, что сделано — это маленькая часть того, что еще может быть сделано в космонавтике.
— Абсолютно точно. В этом смысле надо вспомнить, как Чижевский рассказывал про Циолковского, что мы только стоим… Вспоминал, что Ньютон говорил, что мы стоим на берегу океана и бросаем туда камешки. Чижевский назвал книжку о Циолковском "На берегу вселенной". Действительно, пока мы стоим перед огромным океаном непознанного. И подбрасываем маленькие камушки и часть из них пускаем по водной глади, поэтому они там делают два-три прыжка, прежде, чем утонуть.
— И чем больше шагов мы делаем, тем больше мы понимаем, как много мы не знаем.
— Это верно. Но, как много мы узнали за последние 50 и даже 20 лет, и в этом надежда. И я считаю, что те, кто относит себя к космической части человечества, те, кто занимается космической деятельностью — это действительно авангардный отряд человечества. И дай Бог этим людям здоровья и успехов.