Тот исторический вечер 11 августа 1973 года запомнили многие. Расставаясь со своим школьным приятелем, помню, мы обсуждали телепрограмму. В анонсе значилась первая серия нового телефильма "Семнадцать мгновений весны". Отчего этих мгновений именно 17, когда серий обещают всего с дюжину, оставалось непонятным и после просмотра первых серий.
Отменные и классные сериалы на отечественном ТВ снимали как до, так и после эпопеи про Штирлица, но только ее герой угодил в самый, что ни на есть народный жанр анекдотов. После демонстрации телесериала советская пресса, которая внешне чуралась любой сенсационности, не скрывая восторга ликовала. По сообщениям прессы получалось, что во время демонстрации "Мгновений" пустели не только улицы советских городов, но и стадионы, в связи с чем, резко упала статистика квартирных краж — ведь люди сидели перед экранами домашних телевизоров.
Сравнить популярность этого художественного телефильма с зарубежными просто не представляется возможным. У нас любили тамошние поделки, вроде "три поляка, грузин и собака" — как в шутку называли популярный польский телесериал "Четыре танкиста и собака". Или "Ставка больше, чем жизнь", где героический офицер побитой и порабощенной нацистами Польши в одиночку спасал мир от "коричневой чумы", но эти черно-белые ленты "побледнели" перед шедевром Татьяны Лиозновой.
В своей критической заметке, опубликованной в тогдашнем номере "Литературной газеты", поэт Евгений Евтушенко высказал весьма спорную мысль о причинах столь невиданной популярности. По его мнению, образ штандартенфюрера СС потому полюбился строителям коммунизма, что в советском разведчике интеллигенция страны Советов якобы увидела самих себя. Приходя на работу, писал Евтушенко, работник попадал "под колпак" своего начальства, которого представлял себе неким Мюллером. Совслужащие, или "совки", находились в негласной оппозиции к режиму и держали кукиш в кармане, внешне демонстрируя лояльность к власти. Невольно ощущая себя солдатами невидимого фронта. Казалось бы, интерпретация Евгения Александровича подтверждает позднее признание Юрия Визбора, сказавшего, что сыграть Бормана ему помогла подсказка режиссера-постановщика: мол, играй советского чиновника и бюрократа, немало которых, ты перевидал на своем веку.
Читайте также: В день рождения Броневого снова вспомнят Мюллера
Безусловно, автор сценария Юлиан Семенов (Ляндрес) и режиссер-постановщик Татьяна Лиознова вольно или невольно перенесли на один тоталитарный режим черты другого, который они знали несравненно лучше. Семен Александрович Ляндрес когда-то работал заместителем Бухарина в газете "Известия" и взял своего пятилетнего сынишку Юльку в гости к товарищу Сталину. Там на даче маленький Юлик оказался на коленях у генсека. Танечку в детстве сильные мира сего не баловали, но каждый из создателей (включая и актеров) опыт общения с такими людьми за свою жизнь накопили.
Профессор кафедры государственного управления Джорджтаунского университета, председатель Международного исследовательского совета Центра стратегических исследований Уолтер Лакер в конце 80-х годов напечатал внушительную статью в Culture and Society, в которой охарактеризовал Штирлица как "чуткого, мужественного, блестяще образованного — настоящего героя нашего времени". Американский ученый задается риторическим вопросом: "Следует ли искать в сочинениях Семенова скрытый подтекст? В сочинениях дореволюционного периода в России существовала давняя традиция говорить эзоповым языком, так, чтобы обойти царскую цензуру, говоря о России, Ленин иногда писал 'Япония'. Нацистская Германия Семенова является, вероятно, его 'Японией'". Дочь писателя вспоминает: "Прочтя статью, папа очень смеялся и назвал автора "сукиным сыном", что в его устах прозвучало как комплимент".
И все-таки проницательные Евтушенко и Лакер чего-то недоглядели, если бы было только в этом дело, фильм не разошелся бы на цитаты и анекдоты, да и сейчас бы его не смотрели с таким удовольствием. Добиться такого же успеха смогли только в самом конце 1970-х, когда вышел телевизионный фильм "Место встречи изменить нельзя".
Читайте также: Годовщину "17 мгновений весны" мы празднуем, благодаря Брежневу
"Единственным, кто уверовал в реальность Штирлица сразу и безоговорочно, был Брежнев, — полагает дочь писателя Семенова Ольга Юлиановна. — Посмотрев фильм "Семнадцать мгновений весны", он потребовал немедленно присвоить ему звание Героя Советского Союза. Леониду Ильичу объяснили, что Штирлиц — фигура вымышленная, но он не поверил и вручил золотую звезду актеру Вячеславу Тихонову, блестяще исполнившему роль разведчика. Правда, не Героя Советского Союза, а Героя Социалистического Труда. Рядовые читатели не отличались такой доверчивостью и часто у папы допытывались, существовал ли такой человек на самом деле, где живет, что делает".
Рассказанное про Брежнева, скорее всего, анекдот. Так и видится тыняновский "поручик Киже", сделавший карьеру при императоре Павле. А вот реальный советский разведчик Рихард Зорге действительно посмертно стал Героем Советского Союза, после того, как Никита Хрущев увидел фильм Ива Чампи "Кто вы, доктор Зорге?" (Qui êtes-vous, Monsieur Sorge?).
Читайте также: Рихард Зорге — патриот и плейбой
Толчком к созданию образа легендарного советского разведчика послужила просьба председателя КГБ Юрия Владимировича Андропова. Юлиан Семенов кушал пельмени под водочку в компании со своими крестниками в литературе братьями Вайнерами, когда на его московской квартире, на улице Чайковского (ныне Новинский бульвар) раздался звонок. Ольга Семенова пишет, что отец "неохотно подняв трубку требовательно звонившего телефона и сообразив, кто на том конце провода, моментально стал, как стеклышко. Андропов спросил отца, не думает ли он, что пора подробнее написать о деятельности наших разведчиков в годы войны в тылу врага. Отец, возликовав, ответил, что давно пора. Так на свет и появился роман "Семнадцать мгновений весны", где Владимиров, он же Исаев, он же Макс фон Штирлиц, штандартенфюрер СС на службе у Шелленберга снова выступил главным героем".
Давно и хорошо известно, что Штирлиц — образ собирательный. Такого агента в недрах РСХА у советской разведки, в целом работавшей блестяще, во время войны не было. Сотрудник гестапо Вилли Леман (Willy Lehmann), которого иногда пытались представить прототипом Штирлица, абсолютно не годился на эту роль. Этот советский агент, действовавший под псевдонимом Брайтенбах, работал не за идею, а за деньги. Служил в ведомстве Мюллера (IV управление РСХА), а не Шелленберга (VI управление РСХА — политическая разведка) и в чине гауптштурмфюрера, следовательно, был всего-навсего капитаном, а не полковником, как Штирлиц. И до весны 45-го не дожил, поскольку был рассекречен и ликвидирован еще в декабре 1942 года.
А вот прообразом пастора Шлага, помимо, возможно, немецкого теолога Мартина Нимёллера (Martin Niemöller), сделался советский литературный критик Лев Аннинский. Правда, и с ним не обошлось без казусов. Во-первых, пастор Шлаг не типичный протестант, большая часть которых, активнее поддерживала нацизм, нежели католики (несмотря на заключенный между Третьим Рейхом и Ватиканом конкордат). Во-вторых, отчего-то именно протестантский священник едет с миссией в центр католического мира, в Ватикан.
Несмотря на многочисленные исторические несуразности, огрехи в изображении шпионской жизни и отчасти скрытый подтекст, это коллективное произведение продолжает жить вот уже сорок лет. Может быть, потому что мы так и не смогли раскрыть истинную тайну популярности этого творения?
Читайте самое интересное в рубрике "Общество"