Выражение "конец истории" придумал белоэмигрант Александр Кожев

Выражение "конец истории" облетело вокруг всего света. И оно принадлежит не политологу Френсису Фукуяме, но его вдохновителю - русскому белоэмигранту из Парижа Александру Кожеву, человеку богатейшего ума, равного набоковскому, профессору санскрита и автору тысячи комментариев к философии Гегеля. Он старался понять, почему грядущее столь скучно.

Фото:

В последние годы жизни, занимая пост ответственного служащего в Европейском Экономическом Сообществе — выбор, который снял с него некое апостольство, — Кожев непрестанно силился понять, почему мы будем жить в такие скучные времена. Вот как определяет он Конец Истории в своих знаменитых заметках о Гегеле, написанных в 1946 году:

— На самом деле, конец Человеческой эпохи или Истории обозначает просто-напросто прекращение Действия в самом основательном смысле этого термина. Что на практике означает: исчезновение войн и кровавых революций… Но все остальное может быть поддерживаемо безгранично неопределенные сроки: искусство, любовь, игра и т.д. и т.п., короче говоря — все то, что делает Человека счастливым.

Читайте также: Мир XXI века: как в космосе, но без звезд

Напомним, что данная гегелевская тема, наравне со многими другими, была перенята Марксом. Подобное счастье для человека, живущего в Конце Истории, было предвозвещено и Ницше в его "Заратустре" ("последний человек, который изобрел счастье!"), и Токвилем в следующих знаменитых и прекрасных строках: я вижу несметную толпу людей, схожих меж собой и почти подобных друг другу, которые без отдыха вертятся на самих себе, чтобы доставить себе мелкие и пошлые наслаждения, которыми они заполняют свои души.

Кожев не отрицает опасности, присущей Концу Истории: в сущности, человек рискует превратиться в маленькое счастливое животное, в "птичку, вьющую гнездо или в паука, ткущего свою паутину". Он бы превратился в молодую игривую зверушку, совсем как в мультфильмах Уолта Диснея! В одном из своих гениальных видений Кожев даже предчувствует будущее человечества, отдающегося на милость технологии, телефону и коммуникационным сетям. Это будущее сообщающегося насекомого.

— Животные, принадлежащие виду Homo sapiens, отреагировали бы условными рефлексами на звуковые и мимические сигналы, а их, так сказать, "речи" были бы похожи на так называемый "язык" пчел… Поскольку у постисторических животных уже не будет знания о мире и о самих себе.

В историческом плане — и все это среди набиравшей обороты холодной войны — Кожев позднее отметит, что русские и американцы, в конечном итоге, не противостоят друг другу. Однако на дворе 1959-й год! А цель одна и та же — материальный комфорт и счастье для всех. Для него все решено уже во времена Наполеона и Французской революции. И не просто так Кант прервал свою спокойную прогулку, услышав новость о взятии Бастилии, а Гегель говорил о душе мира в присутствии императора в 1806 году.

Обозревая происходящие вокруг события и размышляя над тем, что стало с миром после Йенской битвы, я понял, что Гегель был прав, увидев во всем этом конец собственно самой Истории. В ходе и в исходе этой битвы авангард человечества практически достигает предел и цель — то есть конец исторической эволюции Человека. А то, что происходит после — было лишь распространением в пространстве всеобщего революционного господства, осуществленного во Франции Робеспьером-Наполеоном.

Итак, Кожев делает относительным все, что переживала современность — даже самое трагическое: колонизацию, две мировых войны, нацизм, коммунизм, деколонизацию, туризм, ООН, торговый центр — все предвозвещает наступление Конца Истории! Такой Конец Истории предполагает триумф американской модели, но вовсе не по политическим соображениям. Поскольку для Кожева Америка — это земля Конца Истории, а также главная "осуществительница" марксизма.

Мы можем даже сказать, что Соединенные Штаты уже достигли финальной стадии марксистского "коммунизма", учитывая, что практически все члены "бесклассового общества" отныне могут в нем отлично приспосабливаться ко всему, что им кажется хорошим, без того, чтобы работать более, чем того желает их сердце… И в заключение я прихожу к тому, что американский путь жизни был неким видом собственно жизни в постисторический период, а современное присутствие в мире Соединенных Штатов предвосхищает будущее "вечное настоящее" всего человечества.

Выражение "вечное настоящее" было перенято философом Ги Дебором и ситуационистами для характеристики современного общества зрелищ. Далее Кожев добавляет следующие строки, могущие шокировать марксиста-лениниста 50-х годов: русские и китайцы — это те же американцы, но еще бедные и, к тому же, уже стоящие на пути стремления к быстрому обогащению. Сказать такое, да еще в эпоху расцвета маоизма!

И единственное (маленькое) спасение, которое придет к человеку, если таковой захочет избежать энтропии посредственности и мелкого счастья, — это японская модель. На самом деле для Кожева японская модель пережила три опыта Конца Истории. В течение этих периодов Япония выработала гармоничную цивилизацию и глубоко личностную художественную культуру — и Кожев приводит в пример театр Но, чайную церемонию и искусство икебаны. И практически в оптимистических красках Кожев предвидит артистическое будущее для человечества в 1959-м:

— Нам кажется позволительным поверить, что последние взаимодействия, намеченные между Японией и Западным миром, завершатся, в конце концов, не повторным нашествием варваров на японцев, а напротив — "японизацией" представителей Запада (включая русских).

Кожев, которого почти можно заподозрить в том, что он агент ЦРУ, империализма и Микадо, развивает теории о будущем, построенном на двух ответвлениях: животное будущее, основанное на всеобщем потреблении — американского типа; и иное — аристократическое и артистическое — японского типа. Конец коммунистической политэкономии в Китае, России и по всему миру, культурная и технологическая американизация планеты, развитие средств коммуникации и праздничного индивидуализма, культура всеобщего снобизма (пророчески описанного когда-то Уильямом Теккереем) — все это подтвердило его удивительный анализ.

Читайте также: Ирак, Сирия, Египет: столкновение цивилизаций

Но можно ли вынести это пустое человеческое счастье? Ведь взрослое человечество, как его видел Кант или Гегель — слишком быстро старея, впало в веселое детство. И нам становится понятным, почему такие прогнозы вызывали у Гегеля сильную ипохондрию меж 25-м и 30-м годами его жизни. И снова вернемся к Кожеву, чтобы закончить его грустной и прекрасной строкой:

— Но, в конечном итоге, Гегель превзошел "Ипохондрию". И став Мудрецом, благодаря этому последнему приятию смерти, он окончательно примирился с тем, что есть и что было, возглашая, что не будет уже ничего нового на земле.

Вот еще! Дядюшка Сэм: не удалось ему послать нового человека в космос, зато запустит бомбой по Тегерану! Однако для Кожева — это все также Конец Истории. И американское шоу — уже больше не История.

Читайте самое интересное в рубрике "Общество"