10.08.2012 11:00

Интервью с Аленом Делоном

Ален Делон: "Кино пришло за мной"

В швейцарском Локарно проходит 65-й международный кинофестиваль. Событием стал приезд Алена Делона. Он конфликтует с организаторами Каннского кинофестиваля и давно не получал ни трибуны, ни знаков отличия. В Локарно его достижения были оценены премией "За заслуги в карьере". После вручения награды с ним побеседовал корреспондент "Правды.Ру".

Фото:

— Что вы думаете о сегодняшнем кинематографе?

— Я не любитель сегодняшнего кино, и думаю, что я не единственный, кто говорит об этом. Я получил шанс жить совсем в другом кинематографе — 60-80-х годов, кинематографе мечты.

— Но можете ли вы назвать последний фильм, в котором бы с удовольствием поработали?

— Из тех, что я посмотрел в последнее время, я бы хотел получить главную роль в фильме "Неприкасаемые".

— Откуда появилось желание посвятить свою жизнь кино?

— Однажды, находясь в офисе режиссера своего первого фильма ("Когда вмешивается женщина", 1957, режиссер Ив Аллегре — Ред.), я посмотрел фильм Саши Гитри и тогда почувствовал, что хочу работать в кино. Я ничего тогда не понимал в кинематографе, только что пришел из армии. И когда режиссер мне сказал, что быть киноактером — это самая прекрасная профессия в мире, и прекрасна она тем, что дает людям, я решился. "Это то, чем я буду заниматься" — так тогда я себе сказал.

— Хотя вы снялись в "Астериксе" ("Астерикс на Олимпийских играх", 2008 — Ред.), вы никогда не участвовали в комедиях, почему?

— Потому что это не мой стиль, не мой способ выражения, не мое предназначение. Если вы представите себе поезд, который прибывает на станцию, то в одном окне вы увидите Делона, а в другом — Бельмондо. Когда люди смотрят на Бельмондо — все смеются, когда на Делона — никто не смеется. Поэтому я оставил комедии для Бельмондо. Это действительно так, лицо Бельмондо вызывает смех, моя харизма производит совсем другое впечатление. Я никогда не видел смысла в комедии. В "Астериксе" режиссер понял, что не может заставить меня смеяться, и тогда дал мне роль Юлия Цезаря. Это было время профессионального простоя, и я согласился.

— Боитесь ли вы старости?

— Нет, не боюсь, боюсь заболеть. Что касается зрителей, которые ходили на меня, меня сделали и меня любили все эти годы, я решил, что никогда не покажусь им дряхлым и недееспособным. Если бы я приехал сюда таким, я бы вам не понравился, и это с моей стороны было бы недостойно. Когда это произойдет, вы больше не увидите меня. Но я не боюсь стареть.

— А каковы предпочтения Алена Делона в политике?

— Я убедился в жизни, что единственно, кто не уходит на пенсию — это политики и актеры. Буду краток. Я не увлечен политикой, но я был другом бывшего президента Франции. Это правда. Я всегда был в лагере правых и не являюсь сторонником социалистов.

— Каковы были ваши отношения с Висконти?

Вначале я должен сказать, что работал не только с Висконти. Мои отношения с Висконти вначале были внимательными, уважительными и подчиненными, потому что Висконти был мастером более оперным, чем кинорежиссером. Чтобы расставить все по местам, должен сказать, что я до Висконти снялся в 1959 году в фильме Рене Клемана "На ярком солнце". Именно эта моя работа понравилась Висконти, и он решил, что я буду Рокко ("Рокко и его братья", 1960 — Ред.). Для меня это был наиважнейший этап в карьере, именно поэтому я потом снимался у Антониони и других великих режиссеров. Я только много позже понял, что тот шанс был для меня подарком судьбы.

И именно поэтому я сегодня утверждаю, что тот кинематограф — это не сегодняшнее кино. В противоположность тому, что говорят, для хорошего режиссера я не трудный актер, я трудный с бездарностями. С великими я работаю с закрытыми глазами, но с теми, кто даже не знает, где поставить камеру, я ужасен. Среди великих, помимо перечисленных, могу назвать Мелвилла (Жан-Пьер, фильм "Самурай" — Ред.), на актере у них всегда все было на своем месте: шляпа, галстук, шарф, обувь — все работало на сценарий. У таких режиссеров, как Клеман, есть три основных качества великого мастера: во-первых, они знают, как актер должен сидеть — со скрещенными ногами или нет, затем говорят, что актер будет делать перед камерой. И, наконец, следуют позади камеры.

Большинство современных режиссеров обладает одним или двумя перечисленными качествами и никогда тремя. Раньше режиссеры также писали сценарии, теперь они это делают очень редко, и больше за деньги. Режиссер — это как дирижер оркестра. В те времена я легко мог бы назвать десять великих имен, сегодня имел бы с выбором большие трудности.

— Вы предпочитаете трагедии?

— Это "ближе к моей жизни", как сказал Паскаль Жарден (режиссер и сценарист — Ред.). Это мои детские слезы. Моя жизнь была достаточно трагична до начала работы в кино, и эти чувства я перенес на экран. Мое детство было трудным, но пусть это останется при мне. Я очень рано стал солдатом, в 17 лет, и в 18 отправился в Индокитай. По возвращении я занимался разными вещами и, возможно, не был бы сегодня жив, если бы странным и чудесным образом меня не нашел кинематограф. И почему он выбрал меня? По причине в основном моих физических кондиций, которые, однако, совсем не соответствовали моему внутреннему миру, моим мыслям. Возможно, отсюда мое отношение к трагедии. Но не я пришел в кино, и это редкий случай, а кино пришло за мной.

— Вы чувствуете себя невостребованным в профессии сегодня?

— Нет, потому что я все в ней познал и все пережил. Невостребованным может себя чувствовать тот, кто не работал с такими режиссерами, с которыми работал я. Сегодня я предпочитаю жить воспоминаниями, чем делать что-либо еще.

Читайте также: Николай Бурляев: Я дал бой Воланду

— Почему не снимаетесь в США?

— Я влюблен в кино, и национальность камеры не имеет значения. Я снялся в двух американских фильмах, и мне предлагали остаться и сделать из меня голливудскую звезду. Но я отказался, мне не нравилось жить в Америке, хотя нравится американское кино. Франция и Париж были очень важны для меня, и я сказал, что когда они захотят, чтобы я работал у них, пусть приглашают. И вернулся во Францию, сделал карьеру в Италии, а затем во Франции. Мой сын Энтони родился в США.

— Как работалось с Бертом Ланкастером?

— Ощущения, как от работы с Жаном Габеном, — два мастера. Другим великим был Джон Гарфилд. Однажды я сказал Марлону Брандо, что хотел бы работать с ним, даже если у меня это будет роль камергера. Но такой шанс нам не представился.

Читайте в оригинале на португальской версии "Правды.Ру"

Читайте самое интересное в рубрике "Общество"